Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер

Ибрагим встал и принялся расхаживать по шатру. Небо снаружи налилось свинцовой серостью. Грозовые тучи мчались прямо на них со скоростью идущей в атаку кавалерии.

Рустем наблюдал за раздумьями Ибрагима, затаив дыхание. Вот он, его шанс: если Ибрагим клюнет на наживку, удача ему обеспечена. Не вечно же ему служить счетоводом!

– А дозволь-ка ты мне доставить им это послание.

– Тебе, Рустем?

– Хочу лично выманить этого шакала из логова!

– С какой стати чиновнику напрашиваться в посланники?

– Честолюбие взыграло – отличиться хочу!

– И каков твой план?

– Запечатанное послание от тебя, мой господин, с предложением отдать шаху Тебриз и Азербайджан в обмен на священный город Багдад. Что до восточных границ его государства, то их мы готовы признать.

– Да не поверит он ни за что в наше согласие на такие уступки.

– Лицом к лицу я его сумею убедить. К тому же у тебя ведь есть дубликат личной печати Сулеймана. Если предложение будет скреплено ею, он точно поверит в его неподдельность.

– Ну, предположим, выслушает он тебя. Дальше что?

– Вызовем его со свитой на равнину под флагом перемирия – и перебьем там как собак, коими они, по сути, и являются! – Гроза шла теперь у них прямо над головой, и раскаты грома были оглушительны, как выстрел из пушки в упор, и сотрясали почву под ногами, а ливень с ветром только что не срывали пологи шатра.

– Он никогда в это не поверит.

– А ты дай мне попробовать. От меня он узнает о союзе, который затевает против всех нас римский папа. И я его сумею убедить, что нас больше тревожат наши западные рубежи, вот мы и желаем отделаться от него.

Рустем увидел, как на лице Ибрагима взыграли противоречивые чувства. После Вены он не мог позволить себе еще одного провала, тем более что Хюррем настраивает султана против него. Ему нужна была эта победа.

– Хорошо, Рустем, – сказал он наконец. – Если сумеешь вытащить его ко мне, тебя ждет такая награда, какой тебе в жизни не снилось!

Рустем поклонился. Так-так, подумал он, первый ход дался легко.

Глава 55

Шах Тахмасп взирал сверху вниз на доставленную к нему жалкую тварь. Пленника в цепях и с завязанными глазами доставили в лагерь два его разведчика и швырнули лицом в грязь перед входом в его павильон, где тот теперь и валялся с приставленными к шее ятаганами, пока шах читал изъятое у него послание.

Дочитав, шах передал письмо своему мулле, тот после ознакомления – одному из воевод. Оба только покачали головами. Шах выхватил у них это послание обратно и перечитал его в третий раз. Он был молод и тонок как хлыст, и глаза его лучились беспощадной жестокостью. Когда шах наконец заговорил, голос у него оказался высокий и будто с присвистом.

– Как твое имя, гонец?

Несчастный поднял лицо от земли.

– Рустем, господин. – Из рассеченных губ пленника струилась кровь.

– Каков твой чин в армии Сулеймана?

– Я его казначей, господин.

– Чиновник, значит. С каких это пор османы завели привычку посылать гонцами счетоводов?

– Великий визирь мне доверяет.

Шах нахмурился.

– Стало быть, Ибрагим убедился, что лучше искать мира. А как насчет его султана? Точно ли он того же хочет?

– Ибрагим пользуется полным доверием Властелина двух миров. Султан даже передал ему свою личную печать.

– Сам вижу.

– Он ему дал добро и на заключение договоров от своего имени.

– А ты мне можешь сказать, почему твой так называемый «Властелин двух миров» сам не выступил в поход против нас во главе своего войска, как это делал его отец?

– Он устал от войны, мой господин. Поэтому-то он и ищет мира.

Слухи об этом доходили до ушей шаха Тахмаспа и раньше. Предложение выглядит вполне разумным, подумал он. Если оно настоящее, ему не составит труда представить его муллам в качестве великой политической победы. Багдад им так или иначе надолго не удержать перед лицом османских армий.

– Подобный договор, вероятно, возможен, гонец Рустем. Но встретиться мы должны там, где выберу я, и в присутствии одних лишь телохранителей.

– Вы сомневаетесь в честности Ибрагима?

– Нет. Он же турок.

– Он грек, – поправил его Рустем.

Шах кивнул двум стражам, и те подняли Рустема на ноги.

– Если он согласится с моими условиями, скажешь ему, что я принимаю его предложение. Ступай с миром.

Стражи уволокли его прочь. Шах смотрел, как они водружают по-прежнему закованного в цепи и ничего не видящего из-под повязки гонца на лошадь и выводят его через ряды палаток в южном направлении прочь из их лагеря. Он снова задумался о Сулеймане. Осман – и вдруг возжелал мира? Что это – первый признак слабости? Ну да на все воля Аллаха.

– Вот следы копыт твоей клячи, – сказал перс, срывая повязку с лица Рустема. – Езжай по ним обратно вдоль этого отрога – так и доберешься до долины, где стоят лагерем твои друзья. – Другой всадник отомкнул замки на цепях.

Рустем зажмурился от яркого солнца, затем часто заморгал. Один из стражей – бородатый головорез в видавшем виды коническом шлеме – вдруг дернул его за бороду:

– При следующей встрече шах, надеюсь, позволит мне выпустить тебе кишки.

Рустем, не обращая внимания на оскорбления, взялся за поводья. Не до дерзких персов ему; на кону у него – много большее!

Слишком уж Ибрагим великодушен для того, чтобы именоваться воистину Великим визирем, подумал он. Величие требует расчета и планирования. Воистину велик лишь тот, кто способен усмотреть в опасности возможность.

Как он сам.

Два перса ускакали, оставив его в полном одиночестве на степном нагорье. И тут он все-таки позволил себе едва заметную улыбку, прежде чем пуститься в обратный путь к лагерю. В седле он, конечно, по-прежнему держался как чиновник, но в сердце своем окончательно сделался отчаянным разбойником.

Глава 56

Лицо Ибрагима выражало веселое удивление. Шелковый полог шатра трепыхался в такт с порывами стонущего ветра.

– Ты таки отыскал шаха?

– Да, мой господин.

– Ты меня изумляешь, Рустем. Воистину не чаял тебя увидеть в живых. Глаза тебе там, само собой, завязали и не развязывали, так?

– Воистину так.

– Обращались-то хоть хорошо?

– Сносно.

Халат на нем был рваный и грязный. В бороде – спекшаяся кровь вперемешку с глиной. В тускло-серых глазах – пустота.

– У тебя губа рассечена.

– Пустяки.

Ибрагим разразился смехом.

– Какую потерю в твоем лице понес бы мир изящной словесности!

– Не думаю, мой господин, – сказал Рустем.

Ибрагим покачал головой. По временам