Украденный сон - Александра Маринина

– Но он терпеть не может, когда за него что-то решают.Он просто помешан на своей процессуальной самостоятельности.

– А я и не посягаю на его процессуальнуюсамостоятельность. Он сам примет решение. Не думай, что он глупее нас с тобой.

Виктор Алексеевич довольно потер руки и подмигнул Насте.

– Ты чего нос повесила, красавица? Думаешь, несправимся? Не бойся, даже если не справимся, все равно какой-никакой опытприобретем, это тоже полезно. Да перестань ты киснуть, гляди веселее!

– Чему радоваться-то, Виктор Алексеевич? Эта история стелефоном…

– Знаю, – быстро и неожиданно жестко сказал Гордеев. –Я тоже заметил, не слепой. И это – повод для размышлений, а не для слез. Междупрочим, не забудь вернуть мне аппарат, я его под честное слово на пару часоввыпросил у Высоковского. Не стал бы я с этим жмотом связываться, но у негоаппарат такой же, как у тебя. Да встряхнись же, Настасья! Выше голову! Ну-ка,улыбнись быстренько!

– Не могу я, Виктор Алексеевич. Пока я думала, что он –один, мне было горько и больно. Когда я поняла, что их, как минимум, двое, мнестало страшно. Это же совсем другая ситуация, понимаете? И я не вижу в этомничего веселого или вселяющего оптимизм, поэтому, в отличие от вас, не могушутить и улыбаться.

– Я свои слезы уже все выплакал, Стасенька, – тихосказал полковник.

– Теперь мне ничего другого не остается, кроме какулыбаться. Когда я понял, что он – не один, все в момент переменилось. Еслираньше я говорил себе: «Выясни, кто двурушник, убери его из отдела, из милициивообще, и все встанет на свои места», то сегодня я подумал совсем другое.

Если их двое или больше, значит, ситуация уже не под моимконтролем, значит, как бы я ни крутился, я с ней не справлюсь. От меня ничегоне зависит. Если окажется, что эти двое – случайное совпадение, дело еще можнопоправить. Если же нет, если мы имеем дело с внедренной к нам организацией,тогда все попытки бороться с этим бессмысленны. Мне останется только уйти напенсию.

– И бросить все, что вы с такой любовью и тяжким трудомсоздавали?

– Я был идеалистом, я полагал, что честная и хорошаяработа зависит только от нас самих, от нашего умения и желания. Я создавал икультивировал в вас это желание и умение, и никто не посмеет сказать, что уменя совсем уж ничего не получилось. Вспомни, сколько за последние два года мыдовели до суда дел, которые раньше разваливались от малейшего дуновения. Снашими делами ничего не сможет сделать ни один адвокат, потому что точно такойже адвокат, даже еще более строгий и придирчивый, живет в каждом из нас, и накаждое доказательство, на каждый факт мы умеем смотреть прежде всего егоглазами. Да, я добился того, чего хотел. Но мой ребенок, мое любимое детищеоказалось нежизнеспособным, потому что нормальные здоровые дети вообще не могутсуществовать в нашей окружающей среде. Дети-то хорошие, только условия для нихнеподходящие. Давлению материального стимула такие детки сопротивляться пока немогут, они обречены на смерть. Как ни печально это осознавать.

– Но если это все-таки случайность, а не система? Илитакая система, которую можно развалить, уничтожить? – робко предположила Настя,которую совсем не радовала перспектива остаться без такого начальника, какКолобок. Именно он когда-то забрал ее из районного отдела внутренних дел наПетровку, и забрал ее именно для того, чтобы она занималась тем, что умеет ибольше всего любит, – аналитической работой. Никакой другой начальник непозволит ей отсиживаться в кабинете и возиться с цифрами, фактами,доказательствами, обрывочными сведениями, сплетая из кусочков замысловатыеузоры… Не говоря уж о том, что Настя была по-человечески привязана к смешномутолстому лысому Колобку и испытывала глубочайшее уважение к полковнику милицииГордееву.

– Не надо себя обманывать, деточка. Разумеется, мы стобой попробуем сделать все возможное, иначе грош нам цена, но надеяться наудачу не следует. Работать будем не на результат, ибо он очевиден и не в нашупользу, а на процесс. Поскольку результат известен заранее и изменить его мы несможем, будем чувствовать себя раскованно, будем совершать ошибки, и чем больше– тем лучше, и будем на них учиться. Из каждой ситуации надо уметь извлекатьмаксимум пользы…

После бессонной ночи Андрей Чернышев чувствовал себя плохо.В отличие от Насти, для которой бессонница была делом самым обычным, Андрей,регулярно гулявший перед сном с собакой, на сон, как правило, не жаловался,спал крепко, а если поспать не удавалось, мучился головной болью и слабостью.Тем не менее, сдав Сергея Бондаренко рано утром жене с рук на руки, Чернышевпреодолел в себе желание поехать домой и поспать и отправился выполнятьочередное задание Каменской: искать семью потерпевшего, убитого пьяной ТамаройЕреминой двадцать три года назад. Оказалось, что незадолго до гибелипотерпевший Виталий Лучников женился, но после похорон молодая вдова выехала изМосквы в Брянскую область к родственникам покойного, мужа, которые выразилиготовность помочь ей растить ребенка, вот-вот собиравшегося появиться на свет.Никаких родственников ни самого Лучникова, ни его жены в Москве больше не было,так как оба они не были москвичами и приехали в свое время сюда на работу «полимиту».

Изучив расписание поездов, Андрей прикинул, что ехать намашине удобнее. Одна беда – не хватало денег на бензин, ибо львиную долюналичности «съел» пьяный Бондаренко, которого надо было обязательно протрезвитьи опросить, пока ему, так же как и Василию Колобову, неизвестные доброжелателине разъяснили, что к чему. Наконец, решив финансовые вопросы, Чернышев помчалсяпо Киевскому шоссе в сторону Брянской области.

До дома Елены Лучниковой он добрался часам к десяти вечера.Дверь ему открыла прехорошенькая молодая девушка с гримаской праведногонегодования на свежем личике. Очевидно, она ждала кого-то другого, потому что,увидев на крыльце Андрея, моментально переменила выражение лица с недовольногона приветливое.

– Вы к нам? – спросила она.

– Если вы Лучниковы, то к вам. Мне нужна ЕленаПетровна.

– Мама! – крикнула девушка. – Это к тебе.

– А а думала, это Денис за тобой пришел, – раздалсянизкий грудной голос. – Не держи гостей на пороге, Нина, проводи сюда.

Нина распахнула дверь в огромную светлую кухню, пахнущуютестом и пряными травами. За столом сидела крупная ясноглазая женщина скрасивым добрым лицом, толстой косой, уложенной вокруг головы, и вязала.

Узнав, кто он и откуда, хозяйка не выразила ни удивления, нинедовольства. Андрею почему-то показалось, что она словно давно ждала, когда женаконец кто-нибудь поинтересуется у нее обстоятельствами смерти мужа.

Впечатление было странным, и Андрей решил непременнопроверить его в конце беседы.

Когда Нина ушла гулять с женихом (чему Чернышев немалоподивился: холод, мокрый снег, темнота. Наверное, они на самом деле пошли негулять, а к кому-нибудь из друзей. Если эти друзья достаточно деликатны, тогулять пойдут именно они, а не жених с невестой), Елена Петровна без повторныхпросьб начала рассказывать о том, что произошло в семидесятом году. Онаговорила негромко, ровным спокойным голосом, будто читала вслух хорошознакомую, но совершенно неинтересную, надоевшую книгу…