Украденный сон - Александра Маринина

– Друзья мои, – прочувствованно начал он, – у нассегодня маленький праздник, именины всех тех, кого назвали в честь святоймученицы Анастасии. Поскольку наша Настасья не любит праздновать день своегорождения, давайте поздравим ее в день именин. И пожелаем ей еще много летоставаться такой же юной и умной.

– И ленивой, – подсказал Юра Коротков.

Все дружно захохотали. Колобок открыл шампанское и разлил постаканам.

И зазвонил телефон.

– Это папа, – услышала Настя в трубке голос АндреяЧернышева. – Я тебя поздравляю, доченька.

Он не сдержался и хихикнул.

– Спасибо, папуля, – она счастливо улыбнулась. – Мнеочень приятно, что ты помнишь… А мы с Лешкой поспорили, вспомнишь ты или нет…Ага, на бутылку коньяку. Он каждые полчаса звонит сюда и спрашивает, поздравилты меня или нет… Нет, папуля, это как раз я думала, что ты не вспомнишь. Такчто он выиграл…

К концу разговора Андрей на другом конце провода уже давилсяот хохота.

– Я проиграла. – Настя скорчила трагическую мину. –Придется покупать коньяк.

– А что, в магазин идти лень? – снова послышался голосКороткова.

Все посмеялись, допили шампанское, по очереди расцеловалиНастю и разошлись. Но сколько ни всматривалась она в одно из лиц, на нем небыло и следа недоумения, испуга, растерянности. На нем не было ничего. Нивнезапной бледности, ни лихорадочного румянца. И улыбка не была вымученной, иголос не дрогнул. Значит, это не он? А кто же? Ее внимание было приковано кодному-единственному лицу, а на другие она и не посмотрела. А зря.

Оставшись одна, она опустилась на стул и обхватила головуруками.

Значит, их двое. Колобок был прав с самого начала, когдаговорил: может быть, их несколько, а может, и все. Она тогда не приняла этовсерьез, и когда нащупала одного, то сгоряча решила, что он – единственный идругих нет. Она опять ошиблась. Их двое. Двое. «Как минимум двое», – поправилаона себя. Теперь она готова поверить и в то, что их больше. А может быть, все?Бог мой, как чудовищно это звучит!

Ей удалось взять себя в руки и вернуться к спискам жителейМосквы, носящих вышеупомянутую, отнюдь не редкую фамилию Градов. Она методичновычеркивала из перечня людей, не подходящих по возрасту. Вдруг что-то резанулоей глаза. Она зажмурилась. Под сжатыми веками в кромешной тьме носилисьпротивные желтые мушки. От зрительного напряжения глаза начали слезиться. Настянамочила носовой платок водой из графина и, запрокинув голову, положила его налицо. Стало немного легче.

Бросив мокрый платок на батарею, она вновь уставилась наочередного Градова, Сергея Александровича, проживающего по адресу… Чем-то этотадрес ей не нравился. Да что же это с ней? Адрес как адрес, улица, дом, корпус,квартира. Не хуже других.

Она опять закрыла глаза и попыталась подумать о чем-нибудьдругом. О Леше, о потрясающих жареных цыплятах, которые готовит отчим, оконьяке, который можно не покупать… Федеративный проспект, дом номер… Брысь,пошел вон, странный адрес, не отвлекай меня. Надо на всякий случай позвонитьпапе, не исключено, что вечером она поедет к нему. И Лешу хорошо быпредупредить. Пусть всем, кто будет звонить ей домой, отвечает, что вечером онаидет к отцу и вернется поздно… Федеративный проспект, дом номер… Федеративныйпроспект…

Горячая волна разлилась по всему телу, щеки запылали,мгновенно вспотели ладони. Настя сняла трубку внутреннего телефона.

– Виктор Алексеевич, вы один?

– Один. Что у тебя?

– Я лучше зайду.

Оказавшись в кабинете начальника, она судорожно сглотнула.От волнения голос сел, и слова прозвучали хриплым шепотом.

– Вы мне называли адрес, по которому проживаетруководитель клуба «Варяг»?

– Называл. Я тебе всю сводку наблюдения прочел вслух.

– Федеративный проспект, дом 16, корпус З?

– Ты пришла продемонстрировать мне свою феноменальнуюпамять?

– В этом доме живет некий Градов Сергей Александрович,сорок седьмого года рождения.

Колобок откинулся в кресле и, сняв очки, сунул дужку в рот.Потом не спеша поднялся из-за стола и принялся расхаживать взад-вперед покабинету, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, упругим мячиком огибаядлинный стол для совещаний, распихивая во все стороны попадавшиеся на путистулья. Чем дольше бегал Виктор Алексеевич, тем ярче блестели его глаза, темрозовее делалась его гладкая лысина и крепче сжимались губы. Наконец оностановился, плюхнулся в кресло у окна и вытянул короткие ноги.

– Градова я возьму на себя, ты к нему не суйся, он тебене по зубам.

Я выясню, что он из себя представляет, и сам с нимвстречусь. Твоя задача – подумать, чего он так смертельно боится. Уж конечно,не того, что четверть века назад оказался свидетелем преступления. Тут естьчто-то еще… Впрочем, нет. Я передумал. Я не буду встречаться ни с Градовым, нисо стариком Поповым. Мы сделаем по-другому. Совсем по-другому.

– Вы абсолютно уверены, что Градов с Федеративногопроспекта – тот, кто нам нужен?

– Не лукавь, Настасья, ты тоже в этом уверена, иначе непримчалась бы ко мне выяснять адрес этого дяди Коли. Но к вечеру я буду знатьточно.

Это выяснить совсем не сложно. Скажи-ка мне лучше, тыслышала когда-нибудь, чтобы по приостановленному нераскрытому делу веласьактивная работа?

– По закону… – начала было Настя, но Гордеев ееоборвал.

– Как по закону, я не хуже тебя знаю. А по жизни?

– Приостановленное дело кладут в сейф или сдают вархив, с облегчением вздыхают и стараются забыть о нем, как о страшном сне.Случается, дела возобновляют, если преступника привлекают за другое преступление,а он вдруг начинает признаваться в прошлых грехах. Бывают и другие варианты, ноэто в большинстве своем случайное везение.

– Правильно. По приостановленному делу никто ничего неделает. Поэтому я немедленно свяжусь с Ольшанским и попрошу его вынестипостановление о приостановлении уголовного дела об убийстве Ереминой, кактолько истекут предписанные законом два месяца со дня возбуждения дела.

– Еще целую неделю ждать… – недовольно протянула Настя.

– Ничего. Бумага подождет, а разговоры вокруг этогоначнутся уже сегодня. Уж я постараюсь, чтобы вся следственнорозыскнаяобщественность была в курсе. Ты понимаешь, куда я веду?

– Понимаю. Я только боюсь, что с Ольшанским ничего невыйдет. Ему принципиальность не позволит закрыть дело, когда есть реальная иочень перспективная версия.

– Ты недооцениваешь Костю. Да, он хам, и костюм у неговечно мятый, и ботинки грязные. У него масса недостатков. Но он очень умныйчеловек. И очень умный следователь.