Должок кровью красен - Сергей Зверев

– Тьфу, – ругнулся помощник на выдохе. – Сломались, кажись…

Смотрит Катюша на сына старшего, вновь обретенного, всхипывает тоненько, слез своих не стыдясь. Смотрит и не знает, радоваться ей или печалиться. То, что Кирилл вернулся, – счастье внезапное, несказанное! Но ведь недолго ей на сыночка-то любоваться! Приняла уже Катя решение: в ментуру идти, убийство Михеева на себя брать… А заодно – и в смерти Валеры Титова виниться.

Сняла с плиты сковородку с глазуньей шипящей, перед сыночком поставила.

– Покушай, – говорит умильно, а у самой слезы ручьями.

Хоть и татуирован Кирюха, как покойный Коля Михеев, хоть последние годы и не в ладах с законом жил, хоть и гадостей в своей жизни короткой натворил немало, но сын он хороший.

Все, с мамой связанное, для него свято. Гладит Катю по голове, отворачивается, чтобы та скупых мужских слез не видала, да приговаривает:

– Не плачь, мамка… Проживем как-нибудь.

– Никуда больше не удерешь?

– Да нет! А удрал потому я, что на Колю твоего смотреть не желал. Кстати, а где он?

Потупила взор хозяйка.

– Позавчера похоронила.

Не успела Катюша ответить – из-за окна шум невнятный донесся. Будто приливы-отливы морские гудят.

Выглянула она в окошко, обомлела.

– Кирюша, куда это столько народа скопом валит?

– Наверное, на Климовку идут, «черных» бить. Слышал я, мужики сегодня говорили: мол, девчонку они какую-то ну, того… изнасиловали да замучали. Ладно, мамка. Спасибо, что накормила. Пойду посмотрю, что там происходит…

Идет злая толпа улицей широкой, живою стеной колышется, словно орда Батыева. Ежеминутно набухает толпа людьми, на глазах разрастаясь. Впереди – мужики дюжие, с дрекольем, из заборов выдранным. Рядом ребята плечистые, в камуфляжах, в которых на дембель из армии вернулись. Пацаны молоденькие за спины старших прячутся.

А в толпе странные личности то и дело снуют. Слухи распространяют. То о взрывчатке какой-то, которую якобы у «черных» уже обнаружили. То о девочке пятилетней, якобы климовскими на части порезанной.

В другой бы ситуации любой мало-мальски думающий человек вопросом задался: а откуда эти свидетели? Кто им о взрывчатке поведал? Как имя-фамилия той девочки?

Но не та теперь ситуация. Тем ведь толпа от человека разумного и отличается, что не мысль ею правит, а инстинкты звериные. Толпе-то не выкладки логические нужны, а кровь, да чтобы побольше, чтобы фонтанами во все стороны!

Дошла толпа до улицы Красноармейской, свернула налево – и в центр повалила. А отсюда до Климовки – минут десять пешего ходу…

Идет Иван в самой гуще людской. Полчаса назад он, в склепе-убежище проснувшись, вышел с Дмитровского кладбища, да закрутила-завертела его толпа, волною морской следом поволокла. Слушает Иван, что в толпе говорится. На дюжих мужиков с дрекольями смотрит, на ребят в камуфляжах, на пацанов-малолеток…

Может, другой кто-нибудь, на месте Зарубина оказавшись, с толпой бы солидарность проявил. Кто-кто, а Иван от наших «черных» больше других пострадал. И памятник мародеры климовские с могилы родительской увели, и по голове он от них получил, и на жизнь его джигиты кавказские несколько раз покушались…

Но тем наш Иван от людей толпы и отличается, что проблемы свои привык не в кодле решать, а самостоятельно. В том числе и проблемы с долгами. Но и это еще не все. Понимает Зарубин: нельзя все мыслимые и немыслимые преступления в одну кучу валить. Нельзя у слухов сомнительных на поводу идти.

А толпа уже к Климовке подошла.

Вон слева от дороги коттедж Амирова возвышается: из «кремлевского» кирпича домина, о трех этажах, с витражами многоцветными, с крыльцом мраморным, с белоснежной тарелкой сателлитарной антенны на крыше.

Ах, Булат удалой, бедна сакля твоя!..

Кто-то камень с земли поднял и – в витраж! Дзинькнули стекла жалобно, сыпанули осколки вовнутрь. А мужик один из-под полы бутылку достал. Но не с водкой – пахнуло от той бутылки резким бензиновым запахом…

Схватил его Иван за руку.

– Ты чего, идиот? Что делать собрался?

– Жечь! – сообщил мужик радостно и хохотнул насосавшимся упырем. – Ты чё за руки-то хватаешь! По-хорошему отвали!

И пришлось Зарубину отступить… Не переубедить ему толпу. Не исправить. Когда толпа власть захватывает, переворачивается мир наизнанку. Никто никого не спасет. И ничем не поможет. Никто – даже человек с ружьем…

Если уж не везет человеку, то не везет во всем. Как вот теперь Хомуталину.

Оказывается, лимузин роскошный сломался всерьез и надолго. На месте с починкой не справиться, надо бы техпомощь вызвать. Да где уж тут вызовешь, если в городе такое началось!

Опустил порученец капот, на руль плюхнулся, на шефа вопросительно смотрит. Столкнулся Хомуталин с ним взглядом и тут же заметил, как медленно смещаются глаза водителя куда-то в сторону. Обернулся Петр Владимирович по направлению взгляда и видит: прямо к машине выходит из-за угла какой-то мужик.

Высокий, плечистый, с кудрями смоляными, чуть сединой тронутыми.

Обрадовался Хомуталин сперва – может, мужик этот в автомобилях разбирается, может, с ремонтом поможет? Но, лицо подошедшего рассмотрев, едва чувств не лишился.

Потому что узнал, кто это…

Климовку разгромили за какие-то полтора часа. Что там было – лучше не вспоминать. Булата через пять минут убили булыжником в висок. Дом Магомеда тоже сожгли.

И лишь когда насытила толпа инстинкт кровожадный, появился на Климовке ОМОН. На шести автобусах с решетчатыми окнами прибыл. Высыпали омоновцы из автобуса – со щитами блестящими, с резиновыми дубинками наперевес. Вот тут-то толпа и дрогнула. А дрогнув, назад повалила.

Тем погром на Климовке и закончился.

Смотрит Петр Владимирович на Ивана как зачарованный кролик на удава. Слов ответных найти не может.

Дернул Зарубин ручку.

– Может, откроешь?

– Зачем пришел? – Хомуталин, голосом одеревеневшим.

– Да просто так подошел. Не искал я тебя, Петя, специально. Случайно наткнулся. Но, коли встретиться довелось, давай побеседуем.

– Не о чем мне с тобой беседовать. – Олигарх зашипел и, в руки себя наконец взяв, ткнул в спину порученца, за рулем сидящего: разберись, мол!

А у помощника наглоглазого во внутреннем кармане пиджака обычно пистолет лежит. С официальным разрешением. Вылез порученец из салона, пистолет лениво достал и – властно так: