Закон против тебя - Максим Гарин

Лежавшая на приборной панели рация захрипела и ожила.

– Эй, уроды, – пренебрегая формальностями, сказала рация, – почему не предупредили, что выпускаете фуру? Эй, кто там! Прием!

– Пригнись, – скомандовал Баклан. Шибздик послушно упал боком на сиденье. Тогда Баклан взял рацию и большим пальцем сдвинул рычажок переговорного устройства. – Пошел в жопу, – сказал он в микрофон, выбросил рацию в окно и дал полный газ. Он не помнил, кем был до плена, но ему казалось, что он уже очень давно не чувствовал себя так хорошо и свободно, как сейчас. Все его боли разом унялись, заглушенные гулявшей по всему телу лошадиной дозой адреналина. Руки уверенно лежали на большом рулевом колесе. Он даже не вздрогнул, когда вслед за приглушенным, едва слышным сквозь рев двигателя щелчком раздался короткий звон и в широком лобовом стекле «КамАЗа» появилось круглое отверстие с крошащимися краями, в которое при желании можно было легко просунуть палец. В дыру потянуло тугим сквозняком. Снайпер выстрелил снова, и пуля ударила в левый нижний угол лобовика, пробив в нем еще одну дыру и покрыв его паутиной трещин. Шибздик, тихо поскуливая, сполз с сиденья на пол, но насыпной холм с бетонным кубом на вершине уже промелькнул слева и скрылся из виду. Теперь их закрывала от снайпера огромная фура с развевающимся позади полуоторванным тентом. Других машин поблизости не было, и Баклан рассмеялся коротким сухим смехом: все оказалось действительно просто, как огурец, и даже еще проще.

– Вылезай оттуда! – повернув голову, крикнул он Шибздику. – Уже все.

– Что, мы уже померли? – выкарабкиваясь из-под приборной панели, осведомился тот.

– Наоборот, – весело ответил ему Баклан, – воскресли.

Он воткнул четвертую передачу и снова дал полный газ, заставив двигатель натужно взреветь и выбросить из выхлопной трубы густое облако черного дыма.

Набирая скорость, тяжелый грузовик помчался вперед – навстречу свободе. Баклан давил на газ, стараясь не думать о том, что ему, собственно, делать с этой свободой, и наслаждаясь самим процессом движения. Шибздик протянул ему прикуренную сигарету, и он принял ее, благодарно кивнув.

Ему было хорошо.

* * *

Они стояли, растянувшись неровным полукругом, в нескольких метрах от ворот. Их было что-то около полутора десятков, и они чувствовали себя хозяевами положения. С этим было трудно спорить, поскольку, помимо чисто количественного перевеса, они обладали подавляющим преимуществом в огневой мощи: у двоих были автоматы, один глумливо поигрывал антикварным обрезом трехлинейной винтовки Мосина, и еще трое держали на виду пистолеты.

Остальные девять или десять человек были вооружены самым разнообразным металлоломом различной остроты и тяжести – от пружинных ножей и охотничьих тесаков до обыкновенных монтировок и велосипедных цепей. В отдалении стояли машины: двое «Жигулей», запыленная белая «нива» и даже новенькая темно-зеленая «Волга» на литых дисках.

Все молчали, и это тоже было вполне объяснимо: зачем говорить, когда все ясно без слов? Рябой качок в черной маечке с глубоким вырезом и волосами цвета слегка тронутой окислом меди засунул за пояс мешковатых джинсов старенький «вальтер», отобрал у стоявшего слева от него худого бородача в солнечных очках монтировку, растянул губы в щербатой улыбке и не глядя ударил монтировкой назад. Тяжелая железяка с хрустом опустилась на левую фару темно-синей «тойоты».

– Тридцать пять, – негромко и безо всякого выражения сказал Подберезский.

Рыжий сделал шаг назад, повернулся к машине и, продолжая улыбаться, с размаха врезал монтировкой по лобовому стеклу. Тонированный триплекс хрустнул и провалился внутрь. Подберезский сделал неопределенное движение, и сейчас же кто-то поспешно передернул затвор автомата. Рыжий ударил еще раз, и разбитый лобовик хлынул в салон водопадом стеклянных призм.

– Сто восемьдесят, – все тем же бесцветным голосом произнес Подберезский.

– Чего? – поинтересовался Комбат. Лицо его было спокойным.

– Баксов, – безмятежно ответил Подберезский. – Чего же еще.

– А, – сказал Комбат.

Монтировка взлетала и опускалась с удручающей монотонностью. Звякнув, разлетелось вдребезги боковое зеркало; капот, передние крылья и дверцы постепенно покрывались страшными вмятинами. Подберезский наблюдал за этими разрушениями, монотонным голосом ведя счет:

– Двадцать пять… Сто сорок… Восемьдесят… Двести тридцать… Плюс работа, плюс покраска… Пятьдесят…

– Тебе не надоело? – спросил Борис Иванович.

– Нет, – ответил Подберезский. – Семьдесят пять, а если поторговаться – восемьдесят. Сто десять.

Ну, это мелочь, двадцатка. Выдохся он, что ли?

Рыжий запыхался и опустил монтировку. На его рябом лбу бисером поблескивал пот, бледно-розовые от солнечных ожогов плечи влажно лоснились. «Тойота» Подберезского выглядела как кадр из репортажа с места террористического акта – не хватало только лужи крови.

– Две девятьсот семьдесят пять, – подвел итог Подберезский.

Рыжий отдал монтировку своему бородатому соседу и открыл крышку топливного бака, одновременно шаря по карманам в поисках зажигалки.

– Двадцать пять штук, как одна копейка, – печально констатировал Подберезский. – Я тебя запомнил, блондин, – слегка повысив голос, сообщил он рыжему.

Бензобак взорвался с глухим кашляющим звуком, и «тойота» мгновенно превратилась в огромный чадный костер.

Бандиты задвигались, отходя подальше от пышущего жаром дымного пламени. Жар ощущался даже у ворот овощехранилища.

– Теперь слушайте, фрайера, – выступив вперед, сказал рыжий. Он все еще слегка задыхался после физических упражнений на солнцепеке. – Мы вас сюда не звали. Ведено передать, что нам чужого не надо, но если вы, козлы, еще раз к нам сунетесь, живыми вам не уйти. Мы к вам не суемся, и вам у нас ловить нечего.

– Он что, больной? – тихо спросил Борис Иванович. – За кого он нас принимает?

– А ты не понял? – удивился Андрей. – Эти уроды решили, что мы вроде как представители московской братвы. Приехали, понимаешь, кусок у них изо рта вырывать.

– Говорил я тебе: купи «запорожец», – проворчал Комбат.

– Теперь придется, – вздохнул Подберезский.

– Эй, вы, педики, – окликнул их рыжий, – вы меня будете слушать или мне подождать, пока вы намилуетесь?

– А ты что, еще не закончил? – удивился Борис Иванович.

– Почти, – осклабился рыжий. – Теоретическая часть закончена, сейчас перейдем к практическим занятиям – ну, типа массаж, водные процедуры…

– Ага, – сказал Борис Иванович, – типа физиотерапия… В натуре, – добавил он, подумав.

– Во, бля, веселый, – сказал рыжий. – Щас загрустишь, пала.

– Ты как насчет массажа, Андрюха? – спросил Комбат.