Добро пожаловать в реальный мир - Кэрол Мэттьюс

– А папа вообще не захотел приезжать, – продолжает Джо, в точности повторяя мой сердитый вздох. – Себялюбивый мерзавец. Больницы он, видите ли, не любит!

– Чудное высказывание от человека, который старается сам как можно скорее туда попасть.

Вот доберусь до дома – выскажу ему все, что о нем думаю. Не выбирая выражений. Он у меня получит на орехи!

– Надо будет отказаться от той работы, на которую я подписался на будущую неделю, – говорит мне Джо. – Я же не могу оставить Нейтана, когда он так плох.

– Придется оставить. Нейтану подают стероиды, и к понедельнику будет как огурчик. Вот увидишь! – Мы всякий раз изумляемся, как быстро удается Нейтану оправляться после таких ужасных приступов. И все очень надеемся, что так будет и потом, когда он станет старше. – К тому же я за ним присмотрю. Я же обещала.

– Как ты теперь за ним присмотришь, когда прошла отбор в «Минуту славы»? Тебе надо полностью на этом сконцентрироваться, Ферн. Может, это твой самый большой в жизни шанс!

– А может, и самое большое несчастье, – напоминаю я. – Шансы-то тут явно не в мою пользу.

– Кто-то же должен там победить. Я бы предпочел, чтобы это была ты.

– В общем, я успею. Если Нейтану будет достаточно хорошо, чтобы днем пойти в школу, я отлично со всем управлюсь.

– Ну если ты так уверена… – неохотно соглашается Джо.

– Конечно, уверена!

Уж брата я никак не могу подвести – я же ему обещала.

В целом я чувствую невероятную, вселенскую усталость. Порой мне кажется, будто я пытаюсь жонглировать слишком большим числом мячиков сразу, и однажды они вдруг все посыпятся мне на голову, а я останусь впустую молотить руками по воздуху. Впрочем, до той поры буду как-то со всем справляться. Пока что у меня это получалось.

Шло первое действие. Декорации к спектаклю были броские, современные. Глянцевые черно-белые фотографии в двенадцать футов высотой составляли задник сцены, на фоне которого ярко выделялась Лана в образе Виолетты, принимавшей перед своими многочисленными сценическими поклонниками разные томные позы в стиле Vogue.

Вечеринка была в самом разгаре, то и дело слышалась беззаботная болтовня и звон бокалов. Хористы, рассевшиеся на ярко-розовых и оранжевых диванах, выделялись яркостью нарядов. Эван подозревал, что лишь половина из них были способны на выдающуюся игру; большинство же слишком рассчитывает, что их блистательная La Diva вывезет все действие на себе.

Лана с черными распущенными волосами, в платье с откровенным красным кожаным корсажем держалась в центре сцены. Публика слушала как завороженная. Эван в роли Альфредо был одет в черный костюм от Армани и белую сорочку, каждой мельчайшей своей черточкой являя изысканного аристократа. Как он и обещал Лане в гримерной, он признавался Виолетте в вечной, бессмертной любви, несмотря на то, что сама девушка уже была в шаге от смерти.

Сюжет «Травиаты» довольно прост и держится на избитой жизненной истине. Юноша встречает девушку. Юноша пытается увлечь собой эту девушку. Юноша понятия не имеет, что девушка уже одной ногой в могиле. Их разлучает отец юноши, вмешиваясь в ситуацию из самых лучших побуждений. Юноша пребывает в уверенности, что в их разлуке виновата девушка. Потом юноша и девушка вновь воссоединяются. И юноша узнает всю правду, как раз когда девушка уже готова покинуть сей бренный мир. Сплошь и рядом такое случается у самых обыкновенных людей!

Однако в этот вечер по неведомой причине эмоциональная нагрузка его партии проникала в душу Эвана глубже, чем когда-либо прежде. Когда он обращался к Лане, держа ее в объятиях, в глазах его стояли слезы. Выразительный и сочный итальянский стих разливался по залу, когда Альфредо велеречиво признавался, что любит Виолетту с того самого мгновения, как впервые ее увидел:

На что Лана, глядя ему в лицо, в ответ пела:

Любить и быть любимым… Неужто он и дальше пойдет по жизни, так и не изведав, что значит любить и быть любимым? Внезапно это показалось Эвану чересчур горькой и безрадостной перспективой.

Лана между тем вырвалась из его объятий, и Эвана неожиданно потрясло осознание того, что он жаждет вновь осязать тепло ее тела.

Эван и сам в последнее время чуть не каждый день задавал себе такой вопрос. За долгие годы он изрядно зачерствел сердцем, сдерживая себя всякий раз, когда появлялся шанс отбросить прочь всякую осторожность и влюбиться с головой. Как он, далеко ходить не надо, обошелся с Ферн? Просто чудовищно! Эта женщина, как ни одна другая, сумела полностью овладеть его мыслями, а он взял и так легко упустил ее. Он всегда слишком сдерживал свои чувства. Всегда слишком себя оберегал.

– Так давай же вкусим ее наслаждений, – призывала Лана, крепко сжимая его кисти. – Любовь – быстротечная, сиюминутная радость. Это дивный и хрупкий цветок, что, распустившись, уже увядает…

Эван, как никто другой, знал, что любовь и вправду порой всего лишь быстротечное наслаждение, которое могут вырвать у тебя в любой момент. Так стоит ли рисковать нарваться на мучения, чтобы познать это блаженство? Эвану уже однажды довелось испытать потерю, и он не хотел когда-либо снова изведать это страшное чувство. Потому-то он и отдавал всего себя оперной сцене, всецело вкладывая душу в свои выступления, за что его теперь превозносили по всему земному шару. Просто его любовь не ведала иного выхода, а ей необходимо было куда-то излиться.

И внезапно это показалось Эвану достойным скорей безмерной жалости, а отнюдь не восхищения.

Акт третий. Черно-белые декорации. С балами и вечеринками покончено. Все вокруг серое и гнетущее. Больничная постель Виолетты стоит посредине сцены. В ожидании смерти она предстает в чисто белой ночной сорочке – без малейшей косметики, без пышных нарядов, без прежнего блеска.

Сегодняшнее выступление вымотало Эвана. С этими бесконечными речами о любви и страстном томлении у него впервые в жизни возникло ощущение, что он обнажил на сцене свою встревоженную душу. И публика упивалась ею, жадно вбирая все, что от него исходило, оставляя его опустошенным и подавленным. Для Эвана это оказалось перформансом всей его жизни. Его душа прорвалась наконец наружу и раскрылась, распласталась всем на обозрение.