Сладкое искушение - Венди Хаггинс

— Алло? — я стою посреди гостиной и сжимаю в руке мобильный.

— Брат Кайден. — Голос его слишком мягкий. Слишком, черт его дери, спокойный.

— Коуп. Все в порядке?

— Да. Все хорошо.

Так какого хрена ты мне звонишь? Я едва не срываюсь на него, но сдерживаюсь и пытаюсь совладать с собственным голосом.

— В таком случае, чем обязан? — спрашиваю я.

Он медлит и у меня возникает желание дотянуться до него через телефон и поколотить.

— Анна говорит, что ей ты не ответишь.

Па мгновение я замираю в ступоре. Да кто он такой? Ее лучшая подружка? Копано — последний, перед кем я стану оправдываться.

— Тебе-то какое дело? — напряженно спрашиваю я.

— Мне… ты ей по-прежнему небезразличен. Я лишь хочу узнать, взаимно ли это.

Я еле сдерживаю смешок. Запрокинув голову, я смотрю на потолок. Знаю я, к чему этот разговор. Для дальнейших действий Коупу просто нужно мое разрешение.

— Тебя это не касается. — Я ощущаю, как по телу растекается что-то неумолимое.

— Касается, потому что она страдает, — продолжает он. — Если тебе не плевать на нее, то свяжись с ней. А если плевать — отпусти.

Змей. Черт, я знал. Мне даже нравится, как он пытается свести все к ней, типа он ни при чем.

— Чтобы ты мог подставить ей свое плечо? — спрашиваю я. Сердце и легкие приходят в неистовство.

— Если ты против — я к ней не подойду. Только скажи.

Перед глазами вспыхивают яркие пятна. Неужели происходящее мне не мерещится.

Я едва разжимаю челюсть, когда произношу:

— Не у меня тебе надо спрашивать, Коуп. Поговори с ее папочкой. — Может быть Белиал и ему прочитает ту трогательную и ободряющую речь. Но эй, это же Копано, идеальный и безопасный вариант, да еще и незаинтересованный в ее работе — учитывая, что Белиал не желает Анне смерти.

Коуп хочет осчастливить ее. А хочет ли она подобного, и именно от него?

— Пожалуйста, Кайден. — Он кажется усталым и мне становится интересно где он и зачем. — Я не хочу ссориться.

— Скажи мне: она уже знает о тебе правду?

Он замолкает и я грустно усмехаюсь — только что ему напомнили, что он не идеал.

— Нет, — наконец шепчет он.

Я представляю, как он отпустит себя при Анне. Кто знает, что может произойти, если Копано потеряет контроль над собой?

— Будь осторожнее, — говорю я.

— Сейчас как никогда, брат. По теперь, скажи мне честно. Что ты к ней чувствуешь?

У меня вырывается смешок, но он вовсе не радостный. Ни капельки. Я чувствую себя подобно побитому и загнанному в угол зверьку. Прямо сейчас я ненавижу Копано, как никого другого. И ведь он знает, что я не могу ее удерживать. Решать может только она, к тому же мне запрещено с ней видеться. Да и раз уж я поклялся после саммита, что отпущу ее, — я не вправе рассчитывать на что-то, тем более на расстоянии.

И пускай для всего мира происходящее выглядит так, будто мне плевать на Анну, я уверен, что Коуп знает правду. Просто пользуется моим вынужденным бездействием.

По как бы меня это ни убивало, меня терзает вопрос — а что, сели это лишь испытание для меня? Если Анне лучше быть с Копано, смогу ли я отказаться от нее? Если они созданы друг для друга, смогу ли я остаться в стороне и не мешать им?

Я сжимаю глаза и пытаюсь не сдохнуть, выдавливая из себя следующие слова:

— Я уже ясно дал ей понять, что у нас нет будущего. Так что дерзай. И удачи.

Если бы я только мог искренне пожелать это. Или порадоваться за них. От правильных поступков ведь на сердце должно становиться легче. Но у меня все не так, потому что мое сердце полно злобы, и я боюсь, как бы она не сожрала меня живьем.

Я желаю Анне счастья. Чтобы у нее было то, чего никогда не смогу обрести я, даже если от этого мое сердце ежедневно будет разбиваться на осколки.

Наступает февраль, мы с Блейком по-прежнему не в курсе цели и причины совместных странствий Анны и Копано. Приходится всеми силами удерживать себя, чтобы не похерить старания всего прошедшего года и не позвонить Анне. Гораздо проще держаться от нее на расстоянии, зная, что скорее всего, ее чувства ко мне изменились. Это самый самоотверженный поступок в моей жизни, и, скажем так, я ни капли не рад, что совершил его.

Я едва держусь.

Без секса, без Анны, которая к тому же теперь с Коупом — разве мало поводов для сорванной крыши?

За этот месяц я уже дважды ввязывался в драку — чего уже давно не делал. Вчера как раз был второй раз, в Санта-Барбаре, с одним выскочкой, гонявшим с Блейком по мотокроссу. Так что сегодняшний звонок от Марны меня вовсе не удивляет.

— Малыш, надо брать себя в руки. Я серьезно.

— Ты о чем? — потирая лоб, опускаюсь на свою постель. — У меня все прекрасно.

— Они просто друзья. Клянусь тебе.

— Понятия не имею о ком ты, но рад за них. — Черт, надеюсь, ее отец не слышит.

— Я не в городе, — говорит она, словно прочитав мои мысли. — Скоро вылет следующего рейса.

— Он спрашивал моего одобрения, — сбалтываю я.

— Да? Впервые слышу. Но между ними ничего нет. Поверь мне.

Она говорит с уверенностью, но я отказываюсь надеяться на что-то.

— Когда вы виделись, ты заметила между ними связь? — сам не верю, что спрашиваю такое. Я выдыхаю, сотрясаясь всем телом.

— Никакого намека на отношения, — говорит Марна. По затем, не в силах смолчать, выпаливает. — Ну, может, легкое влечение, но ты же знаешь — это не показатель. Так что не о чем беспокоиться.

Я хрюкаю.

— Серьезно! Давай осторожнее там. И выше нос.

Я снова хрюкаю, а она вздыхает и отключается.

Они просто друзья. Клянусь тебе.

Туча у меня над головой немного светлеет.

Четыре месяца я не работал в полную силу — с той вечеринки в Нью-Йорке. Пришлось пережить зверский чувственный перегруз. Если Копано испытывает такое регулярно, то мне его даже жаль. А еще я ненавижу его за это чертово постоянное спокойствие, будто все так легко.

Для меня стало адом любое общение. Мой пошлый разум переиначивает простой вопрос "Как дела?" в "Какую позу предпочитаешь, малыш?".

Но тем не менее, в своей постели я хочу видеть только Анну Уитт. А этому не бывать. Как итог: ярость и злость.

Угрюмых мыслей прибавляется, когда 13 февраля мне звонит папочка и говорит, что я завтра же нужен в Атланте. Он не расписывает деталей, но у меня леденеет кровь. Работа в Атланте может подразумевать лишь одно: Марисса. Видимо, я везунчик, потому что за четырнадцать месяцев он впервые заставляет меня вернуться в Джорджию. По даже впервые — это много.