Подвенечное платье цвета крови - Марина Серова

– Так откуда ты все-таки нас знаешь? – спросила Мария Федоровна.

– Оттуда, – усмехнулась я. – Работа у меня такая: все про всех знать.

– Теперь у тебя будет другая работа – шить! – сказала некрасивая Алла. – Много-много шить…

– Ага! Щазз, разбежалась! – Я попыталась встать, но в голову снова ударила боль, и я схватилась за нее рукой. – Вот черт!

– Что же тебе не сидится-то, всезнайка?! – укорила меня Мария Федоровна.

– А я это… Есть захотела, – соврала я.

– Тогда садись за стол.

Я кое-как поднялась. Перед глазами у меня все плыло, но я усилием воли сконцентрировалась, как меня когда-то учили на занятиях по карате. Так, направляем энергию в жизненно важные органы, прежде всего в голову… Так, вот она уже потекла вместе с горячей кровью, наполненной кислородом… голове становится легче… еще легче… совсем легко… Боль уходит… еще уходит… совсем уходит…

Через пару минут, тряхнув головой, я почувствовала прилив сил и, подойдя к столу, села на стул. Теперь я, кажется, в норме или почти в норме. Во всяком случае, могу хорошо соображать и даже действовать.

– Поешь, вон там кефир остался от завтрака, вон хлеб, есть даже кильки в томатном соусе… – Мария Федоровна смотрела на меня печально.

– Так это она вам покупала! – усмехнулась я и посмотрела на женщину: – А вы очень похожи на вашего сына Юрия… Ну, то есть, конечно, это он похож на вас.

– Ты знаешь моего Юрочку? – Мария Федоровна в мгновение ока подскочила ко мне. – Откуда? Расскажи, что ты знаешь, кто ты?

– Я – частный детектив Таня Иванова. Ваш сын нанял меня, чтобы разыскать вас…

Я рассказала им все. «Потеряшки» сидели и стояли вокруг меня и слушали, открыв рты.

В это время кто-то гавкнул возле лестницы, ведущей наверх. Я оглянулась. Та темная куча, которую я поначалу приняла за груду одежды, оказалась… просто собакой!

– Тише, Отелло! – прикрикнула Алла.

– Отелло? – переспросила я и посмотрела на собаку. Да, псина черного цвета, худая, жалкая, с грязной шерстью, лежала прямо на земляном полу и смотрела на меня жалостно. Возле нее валялось несколько обглоданных до белизны мослов.

– Мы зовем его Отелло, потому что он черный, – объяснила одна из женщин.

– Нет, это Уголек! – обрадованно вскрикнула я, подбегая к собаке. – Уголек! Уголек!

Псина тут же вскочила, начала громко и радостно лаять, вилять хвостом. Он, оказывается, сидел на цепи, прикованной к железному кольцу, что торчало из стены возле лестницы.

– Ага, вспомнил свое имя! Нашелся, Уголек? Ты у нас тоже «потеряшка». Вот черт! Зачем им пес-то понадобился?

– Нас караулить, – сказала Алла. – Они его на нас натравливали, чтобы мы даже и не думали подходить близко к лестнице. Только он оказался добрым…

Пес встал на задние лапы, положив передние мне на плечи.

– А ты откуда знаешь собаку?

– Это питомец вашего директора, – я потрепала Уголька за шею. – Как же ты, бедолага, попался?

Уголек лизнул меня в щеку.

Я рассказала женщинам, как ходила на их фабрику и директор просил меня найти собаку его внука.

– Ну, садюги! – вздохнула Элеонора, глядя на бедное животное. – Ладно еще мы, мы хоть работаем, приносим прибыль этой заразе Капитолинке, а собака-то за что страдает?!

Она махнула рукой и отошла к своей машинке.

Я посмотрела на кучки экскрементов возле Уголька.

– А ты у нас, оказывается, сюда же и в туалет ходишь?

– Куда же ему, бедному, еще ходить? Гулять его никто не выводит…

– Да, французскими духами у вас здесь явно не пахнет!.. А ваш туалет? Я извиняюсь, но где дамская комната? – спросила я, оглядывая помещение и не находя никакой двери.

Элеонора подвела меня к яме в углу подвала. В ней виднелась большая железная труба, проходящая в полу. В трубе была приличных размеров дыра, через которую было видно, что внизу течет вода. От ямы несло, извиняюсь, дерьмом.

– Это – канализация, общая для всего дома, – объяснила Элеонора. – Постарайся попасть в дыру.

Женщина отошла от меня. Да, это вам не чешская сантехника, что стояла у меня дома и была, оказывается, потрясающе красивой и удобной. Пришлось кое-как пристроиться на корточки и пописать в эту чертову яму.

– Ну, гад, выйду отсюда – получишь у меня по полной! – сказала я, скрипнув от злости зубами.

– Ты сначала выйди, – горько усмехнулась Элеонора.

Я огляделась. И вдруг меня осенило: красная комната – в ней дыра, в дыре – вода! И две яркие лампочки, которые гадалка могла принять за два солнца. Значит, она не ошиблась! Значит, Соня не зря заплатила гадалке три тысячи…

– Подвал находится под ателье? – догадалась я.

Элеонора кивнула:

– Да. Здесь толстые стены, как видишь, без окон. Хорошая изоляция звука. Вход и выход только один.

– Дамы, как же вы здесь живете?!

– Мы не живем, выживаем, – всхлипнула Ольга.

– А у меня, кажется, есть план побега!.. – сказала я задумчиво.

– Ты шутишь? – Элеонора посмотрела на меня с надеждой.

– Могу поделиться, если хотите.

Женщины, оставив свои машинки, столпились возле меня.

– Говори! – приказала Мария Федоровна, которую все здесь звали просто тетя Маша.

Я внимательно оглядела женщин.

– Нужна одна очень хорошая артистка…

– Я – артистка! – выступила вперед тетя Маша. – Я могу петь…

– Нет, пожалуй, артистками придется побыть всем. Только учтите, умение петь вам не понадобится, – предупредила я, – скорее, даже наоборот…

– Наоборот? Это как? – опешили все.

– А вот слушайте…

Через полчаса, получив инструкции, все расселись по своим местам.

– Ну что, готовы? – спросила я.

Все женщины дружно закивали. Алла спрятала за спину толстую веревку, сплетенную нами из нескольких длинных лоскутов порванной ткани.

– Ну, девочки, с богом! – Я поднялась по лестнице без перил на самый верх к железной двери и забарабанила в нее кулаками что есть мочи: – Эй, вы там!..

Стучать пришлось долго, минут пять, может, больше.

– Не откроют! Ой, не откроют… – заскулила Ольга.

Я повернулась и погрозила ей кулаком. Она тотчас замолчала и закрыла рот обеими руками. Я снова забарабанила в дверь.

Наконец за ней послышался грубый мужской голос:

– Чего стучишь, идиотка? Жить надоело?!.

– У нас покойница! – крикнула я как можно громче.