Украденный сон - Александра Маринина

– Конечно, папуля. Ты мне как родной отец. Я тебяочень, очень люблю, – грустно сказала Настя.

– И я люблю тебя, ребенок. А маму не осуждай. И меня,кстати, тоже.

– Я знаю, – кивнула Настя. – Ты меня с ней познакомишь?

– А надо? – засмеялся Леонид Петрович.

– Интересно же!

– Ладно, если интересно – познакомлю. Только дай слово,что не будешь расстраиваться.

Уснуть Насте удалось только ближе к утру. Она все пыталасьосмыслить то, что услышала от своего начальника Гордеева. Милиция, купленнаямафией, – не новость. Но до тех пор, пока это случалось с другими, в другомподразделении, в другом городе, это воспринималось как факт объективнойреальности, с которым надо считаться и который следует принимать во вниманиепри анализе информации и принятии решений. А когда это случается рядом с тобой,в твоем отделе, с твоими друзьями, то из служебно-аналитической проблемастановится нравственно-психологической, не имеющей однозначного решения. Какработать дальше? Как себя вести с коллегами? Кого подозревать? Всех? И тех,кого недолюбливаешь, и тех, кому симпатизируешь, и тех, к кому искреннепривязана? И если заметишь что-то, вызывающее подозрение, в поведениикого-нибудь из сотрудников отдела, то что с этим делать? Бежать к Колобкудоносить? Или таить в себе, внутренне зажмурившись и повторяя, что ничеготакого не было? А может быть, самоустраниться, сказав себе, что предаватьдрузей нельзя, даже если они не правы, и пусть с ними разбираются враги? Тогдакто же здесь враг? Инспекция по личному составу? Или все-таки тот, ктооказывает услуги преступникам вопреки интересам правосудия? Господи, как многовопросов! И ни одного ответа…

В кабинет к следователю городской прокуратуры КонстантинуМихайловичу Ольшанскому Настя попала впервые. Они знали друг друга давно, новстречались только на Петровке, где Ольшанский частенько бывал. Он был умнымчеловеком и опытным следователем, грамотным, добросовестным, мужественным, ноНастя его почему-то недолюбливала. Она не раз пыталась разобраться в своемотношении к нему, но причин нелюбви к Ольшанскому так и не поняла. Более того,она знала, что очень многие относились к нему точно так же неприязненно, хотяоткрыто признавали его профессионализм и высокую квалификацию.

Внешне Константин Михайлович производил впечатлениенедотепы-неудачника: смущенный взгляд, мятый пиджак, на любом галстуке –непременно какое-то постороннее пятнышко непонятного происхождения, далеко невсегда вычищенные ботинки, очки в чудовищно старомодной оправе. Кроме того,Ольшанский отличался весьма живой мимикой и тем, что совершенно не следил залицом, особенно когда занимался писаниной. Сторонний наблюдатель с трудомудерживался от смеха, видя эти невероятные гримасы и высунутый кончик языка.Вместе с тем следователь бывал резок и невежлив, хотя и не часто, и, как нистранно, в основном с экспертами. Он был помешан на криминалистике, читал всюновейшую литературу, вплоть до диссертаций и материалов научно-практическихконференций, и во время осмотра места происшествия буквально стоял над душой уэкспертов, предъявляя им какие-то немыслимые требования и ставя перед нимисамые неожиданные вопросы.

Кабинет Ольшанского был довольно точным отражением своегохозяина: на полированной поверхности приставного стола – круги от горячихстаканов, рабочий стол захламлен донельзя, пластмассовый абажур настольнойлампы померк под вековым слоем пыли, из ярко-зеленого превратившись втускло-серый. Короче, кабинет Насте не понравился.

Ольшанский встретил ее дружелюбно, но тут же спросил проЛарцева.

Владимир Ларцев вместе с Михаилом Доценко первые девятьдней, с 3 по 11 ноября, выполняли поручения следователя по делу об убийствеВиктории Ереминой, и Константин Михайлович ожидал увидеть кого-то из них. Вотделе Гордеева знали, что Ольшанский особенно ценил Ларцева и признавал за нимумение вести допросы, частенько поручал ему работу со свидетелями и обвиняемымии всегда подчеркивал, что результаты такой работы у Володи гораздо лучше, чем унего самого.

– Ларцев пока занят, – уклончиво ответила Настя, – емупоручили другое задание. По делу Ереминой буду работать я.

Надо отдать следователю должное: если он и был разочарован,то виду не показал. Достав из сейфа уголовное дело, он усадил Настю заприставной стол.

– Читай тихонечко. Я должен закончить обвинительноезаключение. Через сорок минут у меня очная ставка, так что придется тебявыгнать. Постарайся успеть.

Документов в деле оказалось не так уж много. Заключениесудебно-медицинского эксперта: причина смерти – асфиксия, наступившаявследствие удушения, скорее всего, полотенцем (частицы волокон ткани обнаруженына заостренных краях серьги в форме цветка с пятью лепестками). На теле убитойобнаружены множественные кровоподтеки в области спины и груди, образовавшиеся отударов толстой веревкой или ремнем. Время образования кровоподтеков – от двухсуток (самые ранние) до двух часов (самые поздние) до наступления смерти.

Протокол допроса начальника Ереминой, генерального директорафирмы, гласил: Вика много пила, но на работу ходила исправно. Конечно, вповедении были странности, как у всякой пьющей женщины. Она могла, например,уехать на два-три дня с малознакомым мужчиной. Но Еремина при всем при томникогда не забывала отпроситься у начальника, причем не стесняясь заявляла воткрытую, зачем ей нужны эти два-три дня. В последнее время она сильноизменилась, стала замкнутой, непредсказуемой, часто отвечала невпопад, подолгусидела, уставившись в одну точку, и порой даже не слышала, как к нейобращаются. Создавалось впечатление, что она серьезно больна.

Протокол допроса Бориса Карташова, любовника Ереминой: ясовершенно уверен, что Виктория была больна. Около месяца тому назад у неепоявилась навязчивая идея, что кто-то воздействует на нее по радио и крадет еесны. Я уговаривал ее проконсультироваться у психиатра, но она категорическиотказывалась. Тогда я сам обратился к знакомому врачу, и он выразилуверенность, что у Вики острый психоз и она нуждается в немедленнойгоспитализации. Однако Вика меня не послушалась. Иногда она вела себя крайнелегкомысленно, заводила какие-то случайные знакомства и близко сходилась сподозрительными типами, особенно в периоды запоев. Бывало, что и пропадала нанесколько дней с очередным любовником. Я уехал из Москвы в командировку 18октября, вернулся 26 октября, начал разыскивать Викторию, опасаясь, что вболезненном состоянии она могла попасть в беду. О том, что она собираласькуда-то уезжать, мне ничего не известно.

Никаких сообщений от нее я не получал.

Протокол допроса Ольги Колобовой, подруги Ереминой: я знаюВику всю жизнь, мы вместе воспитывались в детдоме. Естественно, БорисаКарташова я тоже знаю. Примерно месяц назад Борис сказал мне, что Виказаболела, у нее появилась навязчивая идея, что кто-то при помощи радио крадет унее сны. Борис просил, чтобы я поговорила с Викой, убедила ее показаться врачу.Вика категорически отказалась, сказала, что считает себя абсолютно здоровой.Когда я спросила ее, правда ли, что она говорила Борису, будто у нее крадутсны, она подтвердила, что это правда. Последний раз я разговаривала с Викойвечером 22 октября, примерно в 23 часа, я звонила ей домой. Мы договорилисьвстретиться в воскресенье. Больше я Еремину не видела и не разговаривала с ней.