В тени баньяна - Вэдей Ратнер

Однажды, когда шел мелкий дождь, мы с Поком, замечтавшись, потеряли счет времени. Вернулись домой уже в сумерках насквозь промокшие и продрогшие, но зато наша лодка была полна коробочек лотоса, а рыбешек и креветок мы поймали столько, что хватило бы на несколько дней. Мае была вне себя от радости, что мы принесли такой щедрый улов, и от волнения, что нас так долго не было.

– Всемогущий Будда, я уж подумала, вас унесло океанскими волнами!

Пок и я весело переглянулись – кто бы сомневался, что в представлении Мае с нами приключилось нечто ужасное. На самом деле в ее словах была доля правды: с нашего пригорка вода вокруг казалась похожей на соединенные между собой морские заливы. Что до мамы, она со спокойной душой доверяла меня Поку. Он даже научил меня плавать. Пока получалось не слишком хорошо, но я хотя бы держалась на воде.

Половодье принесло в Стынгкхае изобилие и нужду одновременно. Вода кишела рыбами, крабами, раками и еще множеством невиданных существ, а воздух – сверчками, излюбленным лакомством местных жителей. Часто добыча сама шла к нам в сети и ловушки, и то, что мы не успевали съесть в тот же день, Мае мариновала и запасала впрок.

А вот с рисом дела обстояли намного хуже: все боялись, что этот сезон будет неурожайным. Вода полностью затопила рисовые поля. По словам Пока, те поля, что оказались в самой середине озера, напрасно засадили первыми. Нужно было дождаться, когда муссон начнет стихать, и использовать традиционный способ «по следам воды»: как только вода уходит, крестьяне спешат высадить саженцы на пути, которым двигался поток, как будто преследуют его. Это действенный, проверенный временем способ, пояснил Пок. Почва после половодья богата питательными веществами, принесенными из озера Тонлесап и Меконга. Однако солдаты Революции не знали об этом способе. Желая ускорить посадку и увеличить производство риса, они приказали крестьянам высадить на поля ценные саженцы, и они погибли в воде. Повсюду плавали куски почерневших, сгнивших стеблей, похожие на смертоносных игольчатых пиявок, возможно больные чем-нибудь и оттого опасные для уцелевших саженцев.

Из-за страха неурожая, охватившего Стынгкхае, а может, из-за собственного трепета перед Организацией, чье имя восклицательным знаком присутствовало в каждом высказывании, в каждой беседе, камапхибали пытались добиться скорейшего выполнения своего очередного плана: объединить запасы риса всех окрестных деревень. Они послали в деревни солдат Революции, и те объявили о «большом собрании для решения политических вопросов». Все должны явиться в поместье бывшего землевладельца – в его амбаре будет храниться общий рис.

Те, кто предпочитал передвигаться посуху, отправились в путь в повозках, не испугавшись размытых дождями извилистых дорог, однако большинство людей добирались по воде. Вереницы лодок потянулись по бурной реке, как стежки по шелковой ткани, – на собрание съезжались жители со всей округи. Мы сели в свою долбленку и с радостью присоединились к этой процессии. И хотя мы плыли по делам, вокруг царила атмосфера праздника. Ясный, погожий день, умывшись дождем, сиял голубым небом с безмятежно-белыми облаками. Легкий ветер с запахом солнца ласкал наши лица и доносил приветственные крики: «Добрый день, друзья-мореплаватели!» – «Здравствуйте, товарищи!» – «Давайте наперегонки!»

Когда мы прибыли на место, хорошее настроение вмиг улетучилось. Все разговоры прекратились, и дурное предчувствие окутало нас, словно ночной сумрак. Пок причалил к молодой иве, росшей у самой воды. Мы вышли на берег и направились к поместью. С одной стороны, в окружении старого фруктового сада стоял большой дом с крышей-пагодой, а с другой – в тени деревьев-великанов, – амбар. Следуя за толпой, мы подошли к амбару. На земле, среди соломы и шелухи, валялись похожие на скелеты гигантских насекомых деревянные молотилки, веялки, жернова, ступы и песты. Дети сновали вокруг, не обращая внимания на недовольство взрослых. Однако стоило появиться камапхибалям, все замерли на месте и притихли.

Вперед вышел человек. Бонг Сок – «Старший Брат Сок» – представился он. Он был худой и длинный, как жираф, а глаза с нависшими веками делали его похожим на ночное существо из тех, что в сказках предвещают смерть больного человека. Остальные относились к нему с почтением, и я заключила, что он – предводитель местных камапхибалей. Не тратя времени на пустую болтовню, он начал собрание.

– Это место выбрано не случайно. – Он едва шевелил губами, но голос звучал так зловеще, что казалось, все вокруг боятся дышать. – Поместье, как известно, раньше принадлежало богатому землевладельцу. Теперь среди остатков богатства, нажитого алчным хозяином, среди того, что ему удалось награбить при феодализме, мы создадим кооператив, коллективную собственность. – Он поднял брови, так что стали видны глаза, однако его лицо по-прежнему ничего не выражало. – Реакционные силы могут ставить под сомнение наши усилия по содействию Революции…

Я уже знала, что скрывается за их красноречием. Все они говорили так, пряча дурные намерения за громкими словами. Достаточно взглянуть на Бонг Сока, услышать его зловещее уханье, чтобы понять: ничего хорошего это собрание не сулит.

– Но мы знаем их по голосу, знаем их в лицо, пусть даже они прячутся среди нас. – Он помолчал немного, а затем продолжил: – Возвращайтесь домой. Приготовьте ваш рис. Товарищи солдаты, – он кивнул в сторону солдат, стоявших под длинным деревянным навесом, – скоро придут к вам и соберут ваши запасы.

На этом собрание, не успев начаться, закончилось, и люди, тесня друг друга, поспешили к своим лодкам и повозкам.

Наши опасения подтвердились: в Стынгкхае нас уже ждали солдаты. Они забрали весь рис, что был в деревне. Взамен каждой семье выдали недельную порцию из расчета одна небольшая консервная банка на человека в день. Нам полагалось только четыре банки. Радана слишком мала, чтобы получать отдельную порцию, сказали солдаты.

Через неделю начался Птюм Бэн – буддийский праздник поминовения умерших. И хотя Организация запретила отмечать религиозные праздники, Мае сказала, что мы все равно отпразднуем Птюм Бэн. Я родилась незадолго до этого праздника. Значит, мне на днях исполнилось восемь, вдруг осенило меня.

Маме стало стыдно, что она забыла про мой день рождения, а меня это ничуть не расстроило. Так даже лучше, думала я. Мы все равно не смогли бы отметить его как раньше: с семьей, друзьями и роскошным столом. А еще мне казалось, что число восемь не отражает моего настоящего возраста. По моим ощущениям, я была намного старше, и в последние месяцы, глядясь в воду, будто видела дух, призрак моей детской наивности. Он мелькал в отражении и растворялся в водной ряби. И когда Мае в полночь тайком приготовила подношение для духов умерших, я прочла молитву своему духу.

Я могла вообразить собственную смерть, но не могла – не хотела – думать о папиной. Когда мама, молясь вместе с Мае, прошептала папино имя и пригласила его дух отведать наше скромное угощение, я рассердилась на нее. Зачем она выманивает папу оттуда, где я надежно спрятала его? Он на небе, на луне, в тайном укрытии, вход в которое охраняют надежда и мечта. Зачем она возвращает его в ужасную пустоту, зияющую в моем сердце? Я хотела сказать маме, что мне не нужна отдельная ночь, чтобы вспомнить о папе и призвать его дух на землю, – он и так всегда со мной. Наутро Птюм Бэн закончился и, к моей радости, наступил самый обычный день.