Неспящая - Наталия Шитова

Я вздохнула.

— Достал я тебя с Вероникой, — кивнул Эрик и тоже вздохнул.

— Есть немного, — согласилась я. — То ты её в упор не видел, а теперь только о ней все и мысли.

— Что значит, «в упор не видел»?! — возмутился Эрик, и даже среди шёпота прорезался вдруг сиплый голос.

— Да не ори ты! — испугалась я. — То и значит! То ты не замечал, что она с самого начала в тебя втрескалась по уши…

— Ну… — Эрик безнадёжно развёл руками. — Не хотел замечать, видимо. А потом… Сам не подозревал, как внезапно и стремительно могут открыться мои глаза.

— Шутишь? Или правда влюбился? А как же твоя Светка? Или как там её?

Он усмехнулся и пожал плечами.

— Вот ещё на мою голову… — проворчала я. — Хотела я, чтобы ты поумнел, наконец. Но не такой же ценой!..

Эрик снова обнял меня за плечи, и мы сидели так молча, каждый в своих горьких мыслях.

— О-о-о… — вдруг скорбно протянул Эрик. — Да, этот — не Виталик. Этот из-под земли достанет…

Я взглянула туда, куда смотрел Эрик.

По дорожке больничного сада энергично шагал Марецкий. Не в гражданском, в форме командного состава дружины. Карпенко так одевался только в случаях неумолимой официальной необходимости.

Марецкий подошёл, поздоровался, пожал руку Эрику. Потом окинул меня оценивающим взглядом и спросил:

— Как самочувствие? По десятибалльной шкале? Только честно.

— Честно? Физически — на девятку. Об остальном, Лёша, лучше не спрашивай… Или мне тебя теперь Алексеем Ивановичем величать?

— На людях лучше бы обойтись без «Лёши», а наедине — неважно, — усмехнулся он. — Я зачем, собственно, пришёл. К Эрику у меня есть разговор о грядущих изменениях на передержке, но это не так срочно…

— А я бы поговорил, — решительно возразил Эрик. — Если то, о чём мне рассказали недавно ребята, правда…

— Это правда, — кивнул Марецкий. — Мы будем действовать так, как предписано нашими инструкциями и законом. Благотворительностью дружина больше заниматься не будет и человеколюбием прикрываться тоже не станет.

— У тебя это так называется? — глаза Эрика сузились от гнева.

— Послушай, Малер, — спокойно возразил Марецкий. — Ты же знаешь мировую статистику. Где-то заболеваемость на спад пошла, а у нас, увы, выявленных заболевших меньше не становится. А трагических последствий теперь меньше только потому, что у нас введены эффективные процедуры контроля и надзора. И у нас эти процедуры куда гуманнее, чем в иных местах…

— Ага, давай, с какой-нибудь Сомали сравни! — прошипел Эрик.

— Не перегибай. У нас хорошие законы о ККМР. Сложные, но хорошие. Они работают, надо всего лишь их исполнять. И тебе придётся их исполнять. И ещё тебе придётся исправить свои ошибки и просчёты, которые при попустительстве Карпенко привели к нескольким трагедиям. Прежде всего — оказать помощь в задержании кикиморы первой группы Вероники Сошниковой. Я знаю, что не ты её прятал… — тут Марецкий многозначительно посмотрел мне в глаза и снова повернулся к Эрику. — … но именно ты, Малер, её отыщешь, я надеюсь. Если, конечно, тебе интересно и важно то, что будет теперь происходить на штабной передержке. Я открыл в управлении вакансию на твоё место, отзову я её или нет — это будет зависеть только от тебя. Пока ты на больничном, у тебя есть время подумать.

Эрик молча смотрел в сторону, его скулы ходили ходуном.

— Да, — ответил он, наконец. — Я уже над этим думаю.

— Отлично, — кивнул Марецкий. — Ну, а теперь то, за чем я собственно пришёл: за тобой, Лада. Пойдём, поговорим.

Я обняла Эрика на прощание — он успел сунуть мне в карман пару купюр и конфету — и пошла вслед за Марецким к выходу с больничной территории.

— Во-первых, — произнёс Алексей, когда я с ним поравнялась. — Осознай, наконец, что дружеские поблажки кончились. Я не буду, как это делал Виталий, пытаться стать всем отцом родным и закадычным другом. Ты всё хотела, чтобы я бросил над тобой подшучивать, так вот, свершилось. И это был последний раз, когда ты не подчинилась требованию дружинника, и это не имело неприятных для тебя последствий.

Я промолчала. Марецкий внимательно посмотрел на меня и, видимо, решил, что я хорошо расслышала сказанное и поняла.

— Во-вторых, ты слышала, что я сейчас сказал Эрику. Я даю вам обоим время до окончательного выздоровления Малера. Не знаю, как вы с ним между собой договоритесь и что предпримете, но к тому дню, когда Эрик приступит к работе, Сошникова должна сидеть в подвале в камере, готовая предстать перед комиссией. А дальше будет так, как полагается по закону. Карпенко, добрая душа, только грозил и увещевал. Я же не буду сотрясать воздух. Это моё первое предупреждение вам, касающееся Сошниковой, оно же последнее. Если Вероника не вернётся на передержку, на твоего дядю будет заведено уголовное дело за преступное самоуправство и длительное уклонение от законных действий в отношении опасного существа. Тебе в этом случае тоже придётся отвечать, и я гарантирую, что ты сядешь. Сядешь, конечно, ненадолго, но учитывая твой новый статус, вряд ли когда-нибудь выйдешь на свободу, окажешься в задрипанном режимном интернате где-нибудь в глуши.

— Лёша, ну что же ты за скотина такая? За что ты мстишь мне? За недополученные премии?

Он покачал головой и страдальчески возвёл глаза к небу.

— Будем считать, что я этого не слышал, — мрачно проговорил он. — У тебя сейчас горе, и соображалка тебе явно отказала. Иначе ты поняла бы, что никому я не мщу, просто пытаюсь поставить дело, как полагается, а не как кому-то хочется. А если не понимаешь, так просто поверь. Да, я хотел продвижения, и этому назначению я рад. Хотя лучше бы меня отправили варягом куда-нибудь в другой регион, где я никого не знаю. Гонять тех, с кем вместе столько лет в одном дерьме ковырялись, очень тяжело. Каждый второй сейчас норовит сделать оскорблённое лицо и упрекнуть, как же это я за один день забыл, каково простому дружиннику приходится. Да не забыл я ничего! Просто я намерен спрашивать со всех одинаково и требовать одного: соблюдения инструкций…

— И ментолин колоть запретишь?

— Без моего ведома — да. Уже запретил.

— Лёш, мне надо было быть на прощании с Максом, неужели так трудно было об этом вспомнить?!

Он неожиданно смутился. Не то чтобы так уж явно, но от моих слов ему стало не по себе.

— Мне жаль, Ладка. Всё сложилось отвратительно, нелепо и… Я думал о том, чтобы тебя разбудить, и я готов был дать распоряжение. Но потом посоветовался с ребятами, и мы решили оставить всё, как есть.

— Посоветовался? Вот как… Ну, ладно, всё равно ничего не вернёшь. Расскажи, Лёша, что случилось с Максимом?

Мы как раз выходили с территории больницы через проходную, и Марецкий взмахнул рукой:

— Да, хорошо, я расскажу. Давай сначала в машину сядем.