Плен - Сильвия Мерседес

Нилла нахмурилась. Она? Он говорил слова с весом, со значимостью. Она ошеломленно взглянула на него, опустила взгляд.

— О, — Кириакос медленно кивнул, скрестил руки на широкой груди. — Ясно. Ты не знаешь, кто ты, да?

Она не успела придумать ответ, он встал и прошел по комнате, чтобы коснуться места на ровной стене. Она открылась, и стало видно шкаф с красивыми графинами. Он взял графин и два бокала, принес их на стол и опустил один бокал перед Ниллой, другой — возле своего места. Хрустальная пробка музыкально звякнула, он поднял графин и покрутил темно-красную жидкость, а потом налил. Сладкий запах поднялся из бокала, смешиваясь с пряностями в воздухе.

— Немного подкрепления, милая, — фейри закупорил графин и сел на свое место. Он поднял бокал в беззвучном тосте и сделал глоток.

Нилла тревожно смотрела на свой бокал. Что там было? Еще чары? Ее язык ощущался как наждачная бумага, в горле першило. Она поймала взгляд Кириакоса.

— Это вино, — ответил он на ее не озвученный вопрос. — Аурелийское вино с прибрежного региона Милейлы. Говорят, смертным оно подходит. Попробуй, милая. Тебе это нужно для того, что я тебе расскажу.

Она взяла бокал и покрутила его. А потом быстро, пока не передумала, поднесла к губам и сделала глоток. Сладкий вкус наполнил ее рот, яркий, как свет на рассвете. Он оживлял и радовал, оставлял горьковатое послевкусие. Было приятно. Точно не та гадость, которую давал Соран! Она сделала второй и третий глоток, а потом допила бокал.

Кириакос задумчиво теребил свой бокал.

— Твой наставник не говорил тебе, что ты — ибрилдиан.

Нилла покачала головой. Когда ее разум приятно встрепенулся, она застыла.

— Ч-что это за слово? — она чуть запиналась. — Ибрилдиан. Вы его все повторяете, но я не слышала его раньше.

Лорд фейри улыбнулся, осторожно крутил бокал, вино плескалось там.

— На твоем языке, думаю, это слово «гибрид». Так описывают детей фейри и людей. Как ты.

Нилла моргала. А потом нахмурилась и села прямее.

— Что? О чем вы говорите?

— Потому ты так умела в магии. Твоя кровь — смешение качеств фейри и людей. Не половина на половину, пожалуй. Если не ошибаюсь, один из твоих родителей был ибрилдиан, наверное, твоя мама. Странно, что она смогла прожить достаточно долго, чтобы родить. Дети фейри и людей под запретом после Обета, и редкие выжили в эти дни. Мои дети-ибрилдиане были давно убиты на моих глазах, — в его словах была горечь, но он продолжал улыбаться. Контраст поражал. — Но, милая, потому мне и повезло, что я встретил тебя.

Ее сердце сжималось сильнее от каждой его фразы. Гибрид… фейри и человек…

Мама.

Конечно.

Конечно. Она должна была давно понять это.

Конечно, мама была отчасти фейри. Как она могла быть такой красивой, дикой, беспечной? Только фейри танцевала бы в жизни в низшей части в Вимборне, не переживая. Только фейри думала бы, что можно украсть красивого смертного мужа, держать его, как питомца, все эти годы, беспомощного и очарованного. В этом был смысл.

И как еще она получила все свои сокровища фейри?

Но тогда… что это означало? В голове Ниллы кипели вопросы, которые она не могла сформировать. Не думая, она поднесла бокал к губам, сделала еще глоток. Она не была человеком. Не полностью. Хорошо. Она могла с этим справиться, да? Она все еще была собой.

— Он… знал? — вдруг выпалила она, вспомнив, что не стоило выдавать имя Сорана.

— Твой наставник? — Кириакос осушил бокал и опустил его с силой. — Он должен знать. Он знает сложности магии, знает, как она течет в даже самых сильных магах. Он не мог не понять правду, проводя с тобой уроки.

— Почему… почему он не…?

— Почему не рассказал? От страха, наверное. Боялся того, что ты можешь, какой можешь стать. Смертные маги все похожие — наглые мерзавцы, желающие подавить других в их пути к вершине. Чудо, что он не убил тебя сразу. Это смертные заставили запретить гибридов, когда подписывали Обет. Они не могли вытерпеть соперничество. Они не могли вынести мысль о существах, которые могли повелевать магией смертных и фейри.

Нилла обмякла на стуле, уперлась локтем в стол, а лбом — в кончики пальцев. Это было слишком.

Но она не могла презирать Сорана за то, что он скрыл это от нее. Сколько опасных секретов она от него скрыла?

Но эта тайна затрагивала то, кем она была. Она имела право знать это! Или лучше не знать? Не знать, каким было ее существование, было преступлением.

Она застонала и закрыла глаза, ее пальцы терли лоб.

Кириакос встал.

— Моя бедная милая женушка, — сказал он, прошел к ее стороне стола. Она не успела понять, что происходило, он обвил ее рукой, ладонь сжала ее локоть, другая — ее другую ладонь. Он поднял ее со стула, и она отшатнулась, прильнула к нему. Внезапный жар и близость его тела пробудили что-то в ней, что-то пронзающее. Она не могла дышать, и она знала, что он слышал это. — Идем, ты устала, — прошептал он ей на ухо. — Нужно отдохнуть. Хорошенько отдохнуть. Мы сможем обсудить серьезные темы, когда ты поспишь. Идем. Еще пара шагов. Кровать ждет.

Он вел ее, и она не могла противостоять. Когда они подошли к кровати, она поймала столбик одной рукой. Она отпрянула из его хватки, повернулась к нему, прижалась спиной к столбику кровати.

Лорд фейри улыбнулся ей, свет огня смягчал его странные черты. Или на нее влияло вино?

— Я говорил, что не хочу тебе вредить? — шепнул он, поднимая ладонь, ведя пальцем по ее челюсти.

Она кивнула и сглотнула.

Он склонил голову, его глаза были на одном уровне с ее, темные и пристальные.

— В моей стране есть традиция, — сказал он. — Традиция брачной ночи. Жених может дать невесте три поцелуя. Только три. Если она больше не хочет, он покинет комнату. Четвертый поцелуй дается, если его просят.

Комната была очень теплой, медленно кружилась. Сколько глотков вина она сделала? И когда странная музыка стала рычать в ее груди? Она сжала столбик кровати, поддерживала себя.

Три поцелуя. Этого хватит.

Хватит… для чего?

«Сладкие сны! — ревел ее разум за гулом музыки. — Сладкие сны, дурочка!».

Это был ее шанс. Может, единственный. Если она не использует сейчас, Сладкие сны выветрятся.

Она смотрела в темные глаза лорда фейри, ощущая себя маленькой и уязвимой. Уловка ее матери сработает на нем? Если да, что она будет делать?

А если нет…

Кириакос склонил к ней голову. Уголки его рта приподнялись, зубы сверкнули белым, клыки были острыми. Он склонился, и она почти ощущала его губы на своих. Но они не соприкоснулись. Его губы были над ее ртом, она отклонила голову и приподнялась, тянулась губами, даже не соображая, что старалась пересечь расстояние между ними.