Тридцать три несчастья - Марина Константинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настя кивнула.
— Ну так вот. — Бархударов слез с Насти, приподнял ее и подоткнул ей под спину подушку.
Лаки скреблась в закрытую дверь, он впустил собаку, и та немедленно завалилась рядом с хозяйкой на тахту.
— Я думаю, они играют по правилам и доверяют Ревенко. При плохом раскладе все произошло бы внезапно, ее бы не стали уведомлять заранее.
— Ну да… — задумалась Настя. — Но ведь ей про Витю ничего не сказали, она это ясно дала понять.
— А про Коляна?
— Да вроде тоже ничего. Просто чтобы она была готова, и все.
— Так чего же ты ревешь? Погоди-ка, я водки принесу.
Бархударов сбегал к холодильнику и через минуту вернулся с бутылкой.
Настя пить отказалась. Он сделал жадный глоток, занюхал Лакиной головой и продолжил:
— Остается только ждать. Хоть они и сняли охрану, лучше тебе не выходить. С собакой я сам буду гулять.
— Как сняли? Откуда знаешь?
— Да нет там никого. Я к тебе днем еще пришел, а уже никого не было. А пока ты дрыхла, мы с Лаки рейд вокруг дома совершили. Нету их, понимаешь? Ни в подъезде, ни во дворе, ни на улице.
— Боже мой, это значит…
— …что операция вступила в завершающую фазу. Так что, милая, готовься к встрече благоверного.
На самом деле Бархударов так не думал. Он даже был уверен, что Виктор никогда больше не вернется. Ведь Колян еще пацан, его можно хорошенько запугать и без конца доить мамашу. А вот Виктор превращался в опасного свидетеля. Оставалось полагаться только на господа бога да на удачу.
Словно прочитав его мысли, Настя встревожилась:
— Но ведь они свидетели…
— Ну что ты болтаешь? Скорее всего Витька с Коляном их даже не видели. Завязали им глаза и спрятали в каком-нибудь подвале. — Бархударов отпил еще немного и завинтил горлышко. — А теперь давай укладываться, нам силы нужны.
— Бархударов, миленький, а ты не уйдешь?
— С ума сошла? Вместе будем Витьку твоего ждать.
— Нет. Знаешь, ты утром уходи. Я передумала.
— Почему вдруг?
— Я не хочу, чтобы Витя тебя здесь застал. Он может неправильно понять.
— Такие дела при дневном свете не делаются. А до вечера времени-то еще сколько будет. Лучше я с тобой посижу.
— Нет. Я не хочу. Одна ждала, одна и встречу. Ты потом позвони, ладно?
— Ну ладно. Во сколько позвонить?
Настя задумалась.
— Лучше послезавтра. Не хочу, чтобы нам мешали.
— Как скажешь.
Бархударов завел будильник на восемь утра, вытащил из-за шкафа продавленную раскладушку, завалился в чем был и через минуту захрапел.
А Настя еще долго смотрела в окошко, пока не погасла последняя звезда.
Утром, прежде чем нанести очередной визит в «Атлантиду», Александр Владимирович решил сначала отправиться в отделение Сбербанка, где работал исчезнувший Воронов, и побеседовать с сотрудниками.
Интуиция подсказывала ему, что именно сбежавший муж может оказаться заветным ключом к разгадке этой страшной головоломки.
Обе погибшие девушки были когда-то его приятельницами, жену явно шантажировали, и Клюквин не сомневался, что предметом шантажа был сын Ревенко.
У метро «Динамо» он сел в автобус и поехал к банку. Выйдя на нужной остановке, он нашел таксофон и позвонил в отдел:
— Сережа, это я. Да, пока ехал, дело тебе придумал. Отыщи-ка ты мне всех приятелей Коли Ревенко… Да, сына. Опроси всех, только аккуратно, где сейчас может быть мальчик, может, кто-то видел его недавно, ну и так далее. Хорошо бы найти его к вечеру. Часов после трех звони в «Атлантиду», я там буду. Ну все, действуй.
В банке никто ничего не знал. В последний раз там видели своего сотрудника Кирилла Анатольевича Воронова в пятницу, шестнадцатого июля. Покинул он рабочее место весьма странным способом.
Минут за пятнадцать до закрытия банка он вышел покурить и больше не вернулся, оставив на память коллегам пиджак и машину «Опель».
Пиджак Клюквину продемонстрировали, а машину забрал по просьбе жены какой-то красавец-брюнет, представившийся служащим «Атлантиды».
Карманы пиджака были пусты, только почему-то сигареты и зажигалка оказались на месте.
— Елена Васильевна, а почему вы решили, что Воронов вышел именно покурить?
Перепуганная насмерть, бледная Леночка Смокотина отвечала очень обстоятельно, стараясь не упустить ни одной детали:
— Он сам так сказал. И вообще, он какой-то странный был в тот день. Ни с того ни с сего целоваться полез, а потом вдруг с места сорвался, сказал, что курить идет.
— Ну, в том, что он целоваться полез, я лично ничего странного не вижу, — улыбнулся Клюквин.
Леночка смущенно хихикнула, поправила растрепавшиеся пряди и слегка покраснела.
— Да нет, вы не подумайте чего. Кирилл Анатольевич никогда прежде себе такого не позволял. Говорю же, он какой-то странный был в тот день.
— А припомните-ка хорошенько, больше ничего необычного вы не заметили? С чего это вдруг он с такими нежностями на вас набросился?
— Понимаете… — Леночка сморщила свой хорошенький носик, придвинулась поближе и заговорила шепотом: — Он сначала просил меня подстраховать его в субботу до обеда. Ему надо было в аэропорт ехать, сына встречать. Он так сказал. Я, конечно, согласилась. Ну, думаю, он поэтому и поцеловал меня. Ох, господи, да что же еще?.. Нет, ничего не припоминается.
— Да с дружками своими он намылился. Притащилися тут двое, ждали его. С ними и намылился. А ну-ка ноги-то подыми! — В ботинки Клюквину уперлась мокрая швабра. — Он небось уже какой день водку с ними жрет, а ты, мил человек, в розыски пустился, время казенное тратишь.
Клюквин смотрел на толстую, красномордую тетку как на подарок.
Та наяривала шваброй и злобно приговаривала:
— Расселися тут, понимаешь, только грязь таскают. Вот и те двое уселися в зале, я говорю, дескать, закрываемся, нечего зазря сидеть. А один-то на Анатольевича очами эдак бык-бык, ну тот и снялся. Те сразу и вышли. Говорю вам, вместе они.
— Миленькая моя, а вы уверены, что очами-то «бык-бык» он именно на Анатольевича? — обалдело спросил Клюквин.
— Так еще и рукав задрал и по циферблату постукал. Анатольевич тут и снялся. Точно говорю, вместе они.
— А опознать-то сможете их?
— А чего ж не опознать? Ты только их предъяви, служивый, я сразу и признаю. У меня память на лица — во! — тетка показала ему большой грязный палец. — Я раньше в метро контролером работала, до пенсии еще. Так всех местных, почитай, в лицо знала.