Непримиримые разногласия - Сандра Браун

отражение в зеркале над раковиной, она поняла, что именно такой он видел ее тогда: волосы разметались по лицу, глаза остекленели и расширились, щеки раскраснелись, губы приоткрыты в недоумении от того, что только что произошло.

Сейчас, как и тогда, ее соски были такими тугими, такими чувствительными, что мурашки побежали от одного касания о мягкую ткань футболки. Если бы тогда Кроуфорд прикоснулся к ним, провел языком, даже просто дыхнул, ее сердце могло бы разорваться от удовольствия.

Но он этого не сделал. Нарушив момент их общего изумления, он выскользнул из нее и поднялся с дивана. Именно тогда Холли поразила чудовищность того, что они сделали. В отчаянии она натянула футболку на бедра, перекатилась на бок и свернулась в клубочек. Но это проявление скромности было излишним, потому что Кроуфорд уже выходил из комнаты.

Из всего, что тогда произошло, больше всего Холли удивляла собственная спонтанность. Она даже на секунду не остановилась, чтобы спросить себя: «Что я делаю?», а просто поддалась вспыхнувшему, словно сухой порох, желанию. Это совсем на нее не похоже. После ухода отца все важные решения за себя и маму пришлось принимать Холли. Она понимала, какая это ответственность, и тщательно взвешивала каждый шаг. С тех пор в ее жизни не было места для спонтанности.

Сейчас, глядя на себя в зеркало, она поняла, что не сожалеет о том кратком безумии с Кроуфордом. Если бы она была сама собой (то есть осторожной и осмотрительной), то пропустила бы те эротические мгновения, что измерялись ритмом их тяжелого дыхания. Она бы не тосковала по необузданной чувственности. Она бы не тосковала сейчас... по нему.

Лучше вспоминать об этом сейчас с легким сожалением, чем вечно сожалеть.

Тем не менее, Кроуфорд всегда будет для нее мужчиной, ради которого она поступилась этикой. И для него Холли всегда будет представлять систему, стоящую между ним и его ребенком. Его прощальные слова прошлой ночью задели за живое, и одновременно подтвердили полную безнадежность их положения.

Приняв душ и одевшись, Холли пошла на кухню и обнаружила, что Мэрилин сидит за обеденным столом, который превратила в свое временное рабочее место. Они поздоровались, а когда Холли спросила, как Мэрилин спала, та захохотала.

— Какой из меня телохранитель. Я отключилась, как свет. Во сколько ты вернулась домой?

— Около половины одиннадцатого. Полицейские проводили меня до двери, а потом остались сторожить, припарковавшись в конце подъездной дорожки.

— Они все еще там. Ты случайно не смотрела новости вчера вечером?

Холли покачала головой.

— Нет.

— У следователей есть еще один человек, представляющий интерес. Его зовут Чак Оттерман.

Холли остановилась, наливая себе чашку кофе.

— Уверена?

— Сегодня утром это снова было в новостях. Мне показалось, что имя знакомо, и знаешь что? — Мэрилин постучала по листу со списком имен. — Он внес пожертвование в твою избирательную компанию.

— Знаю. Я встречалась с ним. — Теперь Холли поняла, почему Кроуфорд спрашивал о Чаке. — Что они говорят о нем?

Мэрилин ввела ее в курс дела и подытожила:

— Честно говоря, я не думаю, что это что-то значит. Он сам пришел в полицию. Виновный человек не стал бы привлекать к себе внимание. И что он может иметь против тебя?

— Ничего, о чем я знаю.

— Думаю, СМИ пронюхали о его побеге из здания суда и раздули из этого целую историю, — Мэрилин указала на стул напротив нее. — Садись. Давай поговорим.

Холли села, и Мэрилин сцепила руки на столе.

— Ты отвергла мою идею использовать техасского рейнджера, чтобы...

— Я не передумаю, Мэрилин. У него и так достаточно забот.

— Холли, он словно парень с плаката.

— В смысле?

— Высокий, поджарый крутой рейнджер. Твое описание «похожий на типичного полицейского» не включало точеный подбородок, скулы и то, что он красавчик.

— Серьезно, Мэрилин, сколько тебе лет?

— Никогда не буду слишком старой, чтобы не заметить. Я погуглила его прошлой ночью. Ты знаешь его историю?

Прежде чем Холли успела ответить, она начала перечислять то, что называла «подвигами Кроуфорда», включая Хэлкона.

— Ты знала, что он практически в одиночку накрыл сеть студий детских порнофильмов, которой руководили проповедник и его жена? У них были клиенты по всему миру. Даже федералы пели Кроуфорду дифирамбы, — она облокотилась на стол. — Он умен и крепкий орешек. Он был чертовски груб со мной, но я прощу ему это, потому что у него есть эта замечательная слабость к своей дочери. Он сражаясь за то, чтобы вернуть себе опеку, когда, — она сделала паузу для драматического эффекта, — обстоятельства вынудили его спасти жизнь судьи, которая вполне могла бы вынести решение против него. — Широко раскинув руки, она воскликнула: — Это Голливуд! Это рыцарство и доблесть. Люди это съедят. Но мы должны правильно им это подать.

— Я больше не веду его дело об опеке.

Это ошеломило Мэрилин.

— Что? С каких пор? Не хочешь сказать мне, почему?

— Нет.

Краткий, но твердый ответ Холли не оставил Мэрилин места для споров. Тактично отступив, она взяла ручку и начала стучать по столу. Прошла целая минута, затем она бросила ручку и хлопнула в ладоши.

— На самом деле это даже лучше. Да! Теперь, когда не будешь выносить вердикт по его делу, ты можешь быть субъективна. Ты вольна говорить о нем в любых выражениях, которые выберешь.

Холли вздохнула.

— Мэрилин...

— Знаю, что ты не хочешь впутывать его дочь. Я это понимаю. Кроме того, я сомневаюсь, что дедушка разрешил бы это. Он даже не стал меня слушать. Но что, если мы...

— Подожди. Ты разговаривала с Джо Гилроем?

— Примерно полчаса назад. Я погуглила и его и узнала их домашний номер. Правда, я ничего не добилась. Как только представилась, он повесил трубку. Но мы все еще можем разработать план, не используя маленькую девочку. Мы можем...

— Извини, я на минутку. — Холли отодвинула стул и встала.

— Куда ты?

— Сейчас вернусь.

Когда Холли вернулась, Мэрилин диктовала что-то на свой телефон.

— У меня есть несколько идей. Нам не нужно реализовывать все, но… Что это? Ты меня выселяешь?

Холли поставила упакованный чемодан Мэрилин у задней двери.

— Нет, я тебя увольняю. Я ценю все, что ты сделала, Мэрилин. Ты стоила каждого пенни. Но с этого момента наши пути расходятся. Я хочу победить на выборах, но твои