Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девчонка неуверенно взяла «оружие».
— Им можно лучину колоть для самовара, — посоветовал Генчик. — У вас же есть самовар.
— Ага… — Она неуверенно улыбнулась. И Генчик вдруг увидел, что один зуб у нее малость кривой. Как у него. И тогда он весело спросил:
— А правда, у вас такой чайник есть? — И оттянул подол рубашки.
— Правда, — она заулыбалась пошире. — А что? Красивый чайник…
«Вот поглядишь на него и меня вспомнишь», — подумал Генчик. И стал глядеть вверх, на откос, потому что вдруг застеснялся.
Девочка сказала:
— Видишь ли… эта трава полезна еще вот чем. Она может разрастись и тогда укрепит эту осыпь. А то наш дом уже совсем съезжает в овраг. Он старый, еще прадедушкин.
— Не съедет. Подпорки-то вон какие крепкие, — сказал Генчик. Он по-прежнему смотрел вверх.
— А ты… если тебе нравятся всякие прыжки и полеты, приходи к нам, — тихо сказала она. — У нас на дворе качели есть, большущие. Прямо дух захватывает…
— Может, и зайду…
— Сейчас? — откровенно обрадовалась девочка.
— Сейчас не могу. Надо в магазин… Ну, пока.
И Генчик по тропинке рядом с осыпью стал легко подыматься к Кошачьему переулку. И посвистывал сквозь дырку от зуба:
Ему хотелось оглянуться, но он не решился. И сказал себе, что это было бы несолидно.
3
Когда-то Утятино считалось отдельным поселком. И Окуневка, что на другом берегу Верх-Утятинского озера, была самостоятельным большим селом. Но потом они стали районами Белорыбинска. Их соединили с городом кварталы новых домов. Но не везде соединили. Кое-где между поселками и городской окраиной лежали болота, рощицы и сады с редкими дачами — как в давние времена, когда Белорыбинск был еще Краснорыбинском.
Трамвайная остановка Утятинская располагалась на пригорке, и с нее видно было, как дымит трубами, блестит стеклами многоэтажек и втыкает в небо острие телебашни городской центр. А у самого пригорка темнело камышами Тарелки-но болото, где, говорят, развелась в последние годы всякая нечисть. Из-за нарушенной экологии…
Генчик передернул плечами.
Подъехал дряхлый вагончик дачной линии — он ходил от коллективных садов до кольца в Зеленом квартале. Оттуда разбегались две линии: одна Окуневская, по берегу озера, другая — Городская, в главный район Белорыбинска.
В полупустом вагоне Генчик без приключений доехал до Зеленого квартала. Здесь вокруг площади стояли девятиэтажки салатного цвета.
А на самой площади был небольшой рынок. До «Юного техника» оставалось всего два перегона по Окуневской линии. Можно бы и пешком, но не хотелось. Жарко уже было.
Пока не подошел трамвай с нужным номером «семь», Генчик бродил вдоль столиков, за которыми тетушки продавали вперемешку все на свете: помидоры и кружевные лифчики, черешню и домашние туфли, зеленый лук и старинные подсвечники… Любопытно!
Из-за любопытства Генчик и потерял бдительность. Недалеко от пивного киоска его «прихомутали» пятеро.
— Эй ты, покалеченный! Куда торопишься?
— На трамвай, — робко сообщил Генчик. Хотя понимал, что никакое смирение тут не поможет. Выходов два: или «ноги-ноги», или откупайся. И при этом все равно можешь заработать по шее.
Обступили Генчика со всех сторон.
Главным в компании был, видимо, пацан с животиком и пухлой рожей.
«Круглый», — мысленно обозвал его Генчик.
Круглый облизал толстые губы и выдохнул:
— Откуда такой? А?
— Из Утятина. Я…
— Здесь тебе не Утятино, а Зеленка. Другое государство. Про таможенные сборы слыхал?
Генчик слыхал, но ответил наивно:
— Не…
— Бестолковый, — сочувственно вздохнул высокий тонкий парнишка (с виду даже симпатичный, с волнистыми темными волосами до шеи и глазами, как сливы). Он держал в опущенной руке накрытую тряпицей клетку. Интересно, кто в ней? Хотя какое там «интересно»! Смыться бы подобру-поздорову…
Еще двое пацанов — чуть постарше Генчика — в пестрых шароварах и одинаковых черных свитерах (в такую-то жару!) «пасли» пленника со спины. Лица их были без всякого выражения, как деревяшки. Такие и не запомнишь…
Еще один — ростом с Генчика — стоял чуть в стороне. Смотрел словно из темных ямок — такие были у него глазницы. Молчаливый и насупленный. «Бычок», — машинально подумал Генчик.
Тот, что с клеткой, спросил, сделавши улыбку:
— Сам выложишь валюту? Или будешь дрыгаться и звать маму?
У Генчика что за валюта? Самая мелочь, чтобы купить три-четыре моточка уцененных проводков…
— Потрясти? — деловито пропыхтел один из тех, что в свитере.
Круглый масляно улыбнулся.
— Обождите… Буся, покажи ему Шкурика.
Симпатичный Буся снял с клетки тряпицу. Генчик обмер.
В клетке, сунув острый нос между проволок, шевелил усами крупный грязно-рыжий крысенок. Он стоял на задних лапах, а передними, похожими на черные обезьяньи ручки, держался за проволочные прутья. И красными глазками смотрел прямо на Генчика! Понимающе и злорадно!..
Это, конечно же, был не просто крысенок! Это был детеныш крыс-мутантов, что развелись недавно в окрестных болотах! Эти существа назывались «шкыдлы». В газетах писали, что они ужасно коварные и умные твари. Правда, один известный профессор доказывал по телевизору, что никаких шкыдл не бывает. Но как же не бывает, когда вот…
Жуть и отвращение тряхнули Генчика крупным ознобом. Он беспомощно округлил рот.
Буся томно улыбался.
— Шкурик, давай мы тебя выпустим, ты пошаришь у мальчика за пазухой, нет ли там потайного кармана с денежками… Шкурик любит таких смирных мальчиков.
Несмотря на ужас, Генчик видел и понимал все четко. Краем глаза он различил, что спасительная «семерка» уже стоит на остановке.
Пробиться бы…
Буся открыл клетку… Господи, как он может брать эту тварь в руки?!
— Я… папе скажу. Он здесь… — хныкнул Генчик. И вдруг заорал, будто отец и правда был неподалеку: — Па-па-а!!
На миг они поверили. Генчик рванулся назад, распихал тех, кто в свитерах, и — к трамваю! Тот уже ехал. Генчик догнал, вскочил на заднюю площадку. Встал. Дышал он со всхлипами.
— Каждодневное у вас хулиганство, — сказал толстый пенсионер с удочками. — Распустили вас родители.
— А родители, они нонче сами такие же, — поддержала его тетка, которая со своей корзиной занимала на заднем сиденье два места. — Ребенку ноги пообрезает, а им и дела нет до этого…