Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин

— У меня скоро день рождения. Приходите на праздник, господин профессор, и вы, Тилли-Тегус, ладно? И Чай-с-Лимоном пусть приходит, я приглашаю…

Гном поскреб бороду.

— Очень благодарю. Только мы не приучены к шумному людскому обществу, стесняемся. Да и выселить нас могут, чего доброго, за безбилетное проживание… Но подарок мы вам пришлем обязательно… Большую коробку с красками.

— Спасибо! Я давно о красках думаю…

И все опять замолчали. Солнце уже стало малиновым, неярким и опускалось в океан. Зажглись золотые и разноцветные ленты облаков. Такая красота… Но тем, кто смотрел сейчас на это, было немного грустно. Не одному Кукунде, а всем троим…

Согласитесь, что слегка грустно и нам с вами. Может быть, потому, что над океаном светит закат, а он — даже самый красивый — навевает печаль. А может быть, дело в том, что сейчас мы прощаемся с нашими героями. Про то, что случилось потом, пришлось бы писать другую книгу.

А книга про портфель капитана Румба — закончена.

Нет, не совсем книга закончена. В морских (да и всяких других) романах принято писать эпилоги. Они для тех дотошных читателей, которым надо — ну совершенно необходимо! — знать, что было с героями дальше.

Я в затруднении. Что было дальше, в точности я не знаю. Меня выручает лишь очень старая газета «Гульстаун миррор», попавшая ко мне совершенно случайно, в давние времена. Там на последней странице, где всякая реклама, есть объявление.

Ричард Гвоз-Дик.

1990 г.

1

Всю ночь по дворам гавкали собаки. Наверно, снова над огородами болтался неопознанный летающий объект. Генчик часто просыпался, но в окошко не смотрел — надоело. Натягивал на голову простыню, чтобы поскорее опять уснуть.

Мать с отцом, видимо, тоже спали плохо. Утром они поругались. Не сильно, а так, в обычном режиме. Потом отец ушел в свои мебельные мастерские, а мать стала готовиться к стирке. И, конечно, ворчала на «всю эту распроклятую жизнь, от которой лучше бы уж прямо на тот свет».

И в это время ей добавила досады Прекрасная Елена.

— Мама, в нижнем ящике комода кусок тюля лежал! Куда девался?

— Здрасьте! Я его еще весной Марье Даниловне отдала, для кухонной занавески…

— Ну что ты наделала!!! Я хотела из него накидку сшить! С блестками! А теперь как быть?!

— Спохватилась! У всех наряды давно готовы, а ты все еще телишься…

— Да! Потому что с вами тут… Ни рубля, ни лоскутка лишнего!.. Люди-то на сцену в шелках пойдут, а я в тряпье. Да и того не найдешь!..

Вообще-то Ленка была красивая. Но когда она принималась скандалить, нос у нее краснел и набухал. В такие моменты у Генчика не было к старшей сестрице никакой жалости.

Прекрасная Елена готовилась к ежегодному конкурсу «Мисс Утятино». В поселковом Доме культуры. Тот, кто победит, получит право участвовать в конкурсе «Мисс Белорыбинск». Белорыбинской «мисс» открывалась возможность бороться за титул «мисс Загоряевская область». А дальше конкурсы «Мисс Вся Страна» и — если уж очень повезет — «Мисс Весь Белый Свет».

На самый громкий титул Елена не очень рассчитывала. Но на победы в поселковом и городском масштабах надеялась. Отец хмыкал и говорил, что «Мисс Утятино» звучит так же, как «графиня де Кривопяткина» или «маркиз Васька де Портянкин». Елена в ответ стреляла негодующими взглядами. И сотый раз перекраивала свой конкурсный наряд.

Моды менялись почти ежедневно, и с каждой перекройкой Ленкино платье становилось все короче. По правде говоря, это уже не платье сделалось, а что-то вроде купальника с блестками. И блесток на нем было больше, чем материи.

— У кого это «все готово»? — кричала матери Ленка. — Если хочешь знать, все до последнего часа костюмы переделывают! А я хотела вообще шить заново, потому что мои лохмотья годятся только, чтобы милостыню просить на вокзале!.. — Нос у Ленки набух еще больше.

Генчик не выдержал: