От любви до ненависти - Елена Белкина

— Чего надо этому козлу? — пробормотала она.

— Тебя! — сказала продавщица.

— Дай ему по балде бутылкой. Идиот нашелся. Кто он такой вообще?

— Слыхал? — спросила продавщица Илью. — Забирай бутылку и уходи. А будешь стучать, позову милицию, понял?

Илья понял. Он шел домой и сокрушался:

— Какой ужас! Защищаться от любви с помощью милиции! Вот до чего дошло! Регресс личных, а также общественных отношений. Но чего мы еще хотим в наше жестокое время?

Эту беседу с самим собой он продолжил дома, усердно подогревая ее вином, пока не упал головой на стол. Но он не позволил себе заснуть в такой алкоголической позе, он человек приличный! — поэтому Илья, брезгливо сняв с глаза прилипший кусочек сыра, с трудом поднялся, оттолкнулся от стола и косыми шагами побежал, побежал — и добежал как раз до постели и рухнул на нее.

На следующий день в восемь часов вечера Ольга ждала Илью, а тот спал тяжелым пьяным сном, проснувшись среди дня, сходив за вином, выпив и опять заснув.

Десять минут девятого. Опаздывает. Мало ли что, подумала Ольга.

Половина девятого. Ольга была обижена.

Девять.

А вдруг что-то с мотоциклом? Вдруг он в аварию попал? — подумала Ольга.

Она бросилась к телефону.

Долгие гудки. Давно пора положить трубку, но она все чего-то ждет.

И вдруг трубку сняли. Чужой голос, не Ильи, сказал:

— Слушаю.

— Извините, мне Илью Сергеевича.

— Слушаю! — повторил голос. И выругался.

— Что с вами, Илья Сергеевич? — испуганно спросила Ольга. — Это я, вы слышите?

— Слышу… Извини… Который час?

— Уже девять.

— Мы должны были встретиться?

— Час назад! Что с вами?

— Я заболел, Оля. Я буду болеть еще дня три-четыре. Я ушел в запой, Оля.

— Но почему? Почему? Мы же должны были встретиться!

— Я не могу. Я же рассказывал. Это болезнь. Это надо пережить. Мне. Одному.

— Можно я приеду к вам? Я прошу! Скажите адрес.

— Не надо. Вам не надо сейчас меня видеть.

— Почему?

— Я страшен. Мне плохо.

— Давайте я приеду. Почему обязательно запой? Можно обойтись! Вытерпеть!

— Нельзя.

— Пожалуйста, Илья, скажите адрес!

Илья назвал свой адрес и тут же положил трубку.

Она оказалась у него минут через сорок.

И была поражена: Илья открыл ей бодрый, свежий, чисто выбритый, аккуратно одетый, никаких признаков запоя не было видно (правда, она этих признаков и не знала: в ее жизни не встречались еще запойные алкоголики).

— Все-таки приехала! — сказал Илья не очень доброжелательно. — Ну что ж, любуйся, если хочешь!

Он достал из холодильника начатую бутылку водки (успел сходить, купить и поправиться, поэтому и был свеж), налил себе, выпил.

— Тебе не предлагаю: не будешь.

— Да, не буду.

— Хорошо. Пользуйся моментом, садись и слушай. Я сейчас все могу сказать.

— Ты замечательно выглядишь. Ты вполне уже можешь перестать, — сказала Ольга.

— Могу, но не хочу. Ради чего? Вот тебе простой вопрос: ради чего? Ну, не молчи, скажи: ради меня.

После паузы Ольга сказала:

— Ради меня.

— Неужели? — язвительно спросил Илья. — А кто вы есть, собственно говоря, мадам, в моей жизни? Сколько вы в ней? Несколько недель! А этот драгоценный напиток, — он щелкнул по горлышку бутылки, — со мной всю жизнь! Разве можно сравнить! И вообще, — он осмотрел Ольгу с головы до ног, — я чего-то не понимаю, честное слово. Ты красива, спору нет. Даже очень красива. Но ты совершенно не в моем вкусе. Так бывает. Вон актриса… ну, эта… ну, американская… красавица признанная… — Илья щелкал пальцами, пытаясь вспомнить. И, махнув рукой, выпил. — Короче, признанная красавица. А я — равнодушен. Но вот парадокс! Я тоскую без тебя, Оля, я жить без тебя не могу, я тобой болен, понимаешь? То есть, как бы тебе яснее сказать… Ты мне не нравишься, но я тебя люблю! Понимаешь?

— Очень хорошо понимаю, — сказала Ольга. — Ты мне ведь тоже не нравишься. Я всегда любила других мужчин. Высоких. С темными волосами и карими глазами. Я смотрю на тебя и думаю: что мне в тебе нравится? И понимаю: да почти что ничего. Но тоже вот — люблю.

— Ты не любишь меня! Если я пьян, это не значит, что меня можно дурить!

— Ты не пьян, — грустно сказала Ольга. — Ты зачем-то притворяешься. Это ты не любишь меня.

— Согласен, — неожиданно кивнул Илья. — Мы не любим друг друга. Но это же замечательно! Любовь — это мука. Не надо любить друг друга людям, которые друг друга любят.

— Не понимаю.

— Это так просто! — удивился Илья. — Чего тут не понимать? Люди, которые любят друг друга платонически, то есть вне секса, не должны любить друг друга по-настоящему. И с другой стороны. Люди, которые любят друг друга плотски, то есть только сексом, не должны любить друг друга по-настоящему.

— А как мы любим друг друга, на твой взгляд?

— Мы любим друг друга замечательно: двойным способом. Мы любим друг друга и платонически, и плотски. Сам не понимаю, как нам это удается, — развел руками Илья. — Но тем более нам нельзя любить друг друга по-настоящему!

— А что такое — по-настоящему?

Илья задумался.

— Это когда болит, — сказал он. — Нет.

Опять задумался.

— Это когда небо сходится с землей и ты ползешь между землей и небом навстречу той, которая тоже ползет тебе навстречу. И вы встречаетесь, но не можете даже пошевелить душами, потому что небо давит сверху, а земля снизу. Нет.

Он подумал еще.

— По-настоящему — это четвертое измерение. В него можно попасть и быть нестерпимо счастливым. Но в нем нельзя жить. Оттуда обязательно возвращаешься. И чем больше там живешь, тем хуже потом. Это все равно что дышать чистым кислородом. Чем дольше дышишь, тем хуже тебе потом дышать обычным воздухом. Если человеку год подышать кислородом, он не сможет никогда дышать обычным воздухом. Он умрет. А я хочу жить.

Ольга не все понимала в его словах, но чутьем постигала — все. И в результате полностью понимала его. И ей стало одновременно горько и как-то особенно счастливо.

— Я хочу жить! — продолжал Илья. — И если окажется все-таки, что мы любим друг друга по-настоящему, нам нужно как можно быстрее расстаться.

— Почему? — засмеялась Ольга, которая была уверена, что Илья зачем-то нарочно дразнит ее. И не так уж страшен его запой, как он описывал, если это запой. Да, он пьет водку, но глаза ясные, речь тоже, многим трезвым бы так говорить! Когда встает, прохаживаясь и рассуждая, движения его тверды, уверенны.