Боец 3. Лихие 90-е - Валерий Александрович Гуров

— А-а, вот кто! Да я и не волнуюсь, пропадите вы все пропадом! Спортсмен! Какой ты спортсмен? Уголовник! Ты что с моей дочерью сделал, подонок? В шлюху захотел превратить⁈

— Да постойте же!.. — ошеломленно проговорил я.

— Сам постоишь! Знать тебя не хочу! Скотина! Ты бандюга, тварь, понял? Не смей мне больше звонить! И к дочери моей не смей даже приближаться! Застрелю!..

И он бросил трубку, так и не дав мне ничего толком сказать.

— Вот так поговорили, — вздохнул я, — кладя трубку.

— Чего он там?

Я вкратце передал содержание беседы:

— И застрелить пообещал.

Степаныч махнул рукой:

— Да ладно! Из чего стрелять будет? Из клизмы?.. Не парься.

— Даже не думал.

— Ладно, идем, еще по сотке примем. Да и пожрем по-настоящему, макароны уже готовы…

Глава 25

Мы действительно плотно поели, допили остатки водки. Говорили о пустяках, посмеивались — главное было сказано, теперь решение за мной. А что мне решать?.. Про себя я, конечно, думал, но других реальных вариантов, кроме озвученного Степанычем, особо не видел. Оставаться в Ростове на нелегальном положении, потом доказывать свою невиновность перед братками?.. Дело тухлое, пока докажешь, десять раз тебя шлепнут. Потом, может, и будут сокрушаться: эх, зря парня грохнули, оказывается, нормальный пацан был!.. — да мне-то от этого не легче.

Уже стало вечереть, когда Степаныч как бы невзначай вернулся к главной теме:

— Ну что, ты подумал над моими словами?

— Подумал, Степаныч, но не додумал, — увильнул я. — У меня еще ночь на размышление, а утро вечера мудренее, так ведь? Давай утром и отвечу.

— Ну, давай. Тогда отдыхаем. Что делать будешь?

— Да спать завалюсь, — тут мне долго не надо было думать.

— Ладно. Хочешь, к своей девчонке иди, дрыхни… ну там, чем еще займетесь, так это дело ваше… А хочешь здесь, на диване. Я тебе мешать не стану.

Я подумал, что мне уже ничего не сможет помешать. Дикий стресс плюс водка, к которой я непривычен, дали мощнейший седативный эффект. Я чувствовал, что засыпаю здесь, за столом, и никаким «делом» с Лидой мне уже не заняться.

— Да… все равно, но лучше давай здесь, — проговорил я цепенеющим языком.

— Э, брат, да ты уже спишь, похоже. Ладно, иди, падай, — с усмешкой прокомментировал Степаныч.

У меня хватило сил кивнуть, доплестись до дивана, кое-как раздеться… и я упал на диван не ахти какой чистоты и комфортности, не думая об этом. И сразу вырубился.

Потом я пытался вспомнить: а что мне снилось?.. Что-то снилось же, это правда, только не понять, не разобрать. Тревожное волнение каких-то стихий, в котором просматривались какие-то силуэты, не поймешь — человеческие или не человеческие… Вообще по этой жизни и сны ко мне стали приходить пугающие, невеселые. И вот попробуй скажи теперь, что это не я такой, а жизнь такая…

Проснулся я однажды посреди ночи. Было очень темно и тихо. Ночной шум города опять же почудился мне тревожным, тем более, что я знал о развернувшейся в нем «бандитской войне». С полчаса, наверное, полежал и вслушивался, ожидая услыхать отзвуки выстрелов, свирепых погонь по ночным улицам… но то ли не было этого, то ли я не так слушал, то ли было, но где-то очень далеко… Короче, я и не заметил, как снова погрузился в сон.

На этот раз не снилось ничего, даже призраков. Заснул, открыл глаза — утро, Степаныч возится на кухне, позвякивает посудой, даже напевает что-то. Я бодро встал:

— Степаныч, доброе утро!

— Пока да, пусть и день таким будет… Встал? Идем завтракать, да барышню свою буди.

Лида проснулась хмурая, депрессивная. Понять это можно, а вот объяснить ей в таком состоянии наше со Степанычем решение… это оказалось задачей невыполнимой. За общим завтраком я сказал:

— Ну, Степаныч, я все обдумал, и готов согласиться. Надо начинать новую жизнь, ты это верно сказал. Когда ехать, это понятно, чем быстрее, тем лучше. А куда?

Степаныч кивнул, жуя.

— Ехать не близко. Это город Уфа, южный Урал. Там у меня знакомый, мой ученик. Тренирует боксеров. Записку я ему напишу, сработает. Ну, а все прочее… Придется начинать с нуля. Ну, почти.

Я перевел взгляд на Лиду.

— Вот такие дела. Я решил, предлагаю тебе со мной. Поедешь? Дело, конечно, рисковое. Но здесь, ты видишь, что творится, и это только начало. Я…

— Нет, Сережа, — сказала Лида. — У тебя и там будет начало, и дальше ничего хорошего не будет. Тебя если не убьют в ваших бандитских разборках, то обязательно убьют в этих… как они… бои эти ваши дурацкие без правил. Или калекой останешься на всю жизнь. И мне так жить? Тебя оплакивать? Хоронить каждый день?.. Нет уж, лучше я один раз переживу разлуку, это легче!

Она говорила это едко, стараясь уязвить меня, я это ощущал — и в то же время как будто она хотела, чтобы я ее переубедил, начал клясться, умолять, вставать на колени… Может, не так буквально, но в этом направлении, точно. Женская душа жаждет и владеть мужиком и подчиняться ему — мужскому разуму это понят вообще сложно, и уж тем более сейчас у меня не было времени на разгадки психологических парадоксов. Не хочет? Не надо.

— Ладно, — равнодушно сказал я. — Нет — значит, нет. Так, Степаныч, объясни-ка, к кому там обращаться. Ты вообще там был?

— Был пару раз. Это секция на стадионе «Труд». Кстати, от жэдэ вокзала недалеко, пешком можно дойти… Ну, это детали, а по существу…

По существу, Степаныч взял лист бумаги, где-то раздобыл древнюю чернильную ручку, только приготовился писать…

И раздался звонок в дверь.

Мы обалдело уставились друг на друга. Лида застыла. Ну и кто это может быть⁈

Все наши предположения рассеял веселый громкий голос из-за двери:

— Эй, братва, открывай, свои!

— Танк! — облегченно воскликнул Степаныч. — Ну, конечно… А я-то, старый дурак, думаю: кто там⁈ Кто еще может быть, кроме него!..

Танк ввалился, такой довольный, словно сто баксов нашел, и я на миг позавидовал простоте его душевного устройства. Всего на миг! — нет, все-таки моя судьба есть моя судьба, она, конечно, так странно сложилась, как ни у кого на свете, но значит, так тому и быть, и жить мне в этой шкуре, и ни на что ее не променять.

Танк так хитро и замысловато взглянул на меня, что я невольно улыбнулся: пришел с сюрпризом.

— Что, брат, — заговорил он загадочным тоном, — распростился уже со своей тачкой?..

Долго держать секрет он был не в состоянии.

— Ну, теперь, похоже, нет… — улыбаясь, сказал я. — Жду возвращения!

— Ладно уж, — засмеялся и он, — так и быть. Лови, братан!

И бросил мне ключи, я их поймал на лету.

— На базе был⁈ — сразу спросил про свое Степаныч.

— Был.

— Ну как там?

— Сейчас расскажу. Чаю нальете?.. Да и вообще пожрать не откажусь.

Его усадили за стол, не жалея выставили продуктов, он с отменным аппетитом набросился на еду, параллельно докладывая о событиях.

По его словам, в «Спартанце» пока царят растерянность и непонимание. Что делать? Вроде бы все так лихо началось, конкурентов разгромили, теперь «кладбищенские» короли Ростова! Правда, в тему вплетаются еще и москвичи, но это могло бы стать предметом торгов… И вдруг такая выходка Заура, которая все поломала!

— Постой-ка, — перебил я, — а откуда эта информация? От Планшета?

— А то! Он же, сука, свалил…

Планшет сорвался в тот миг, когда раненый Марк открыл огонь. Он успел понять, что Демид убит, а что стало с остальными — не видел, только понял, что Заур резко поменял правила игры, и в городе возник какой-то новый расклад, который толком еще никому не ясен…

— Погодь, — вновь перебил я. — А как ты вообще в «Спартанец»-то рванул? Планшет же видел, что ты остался на складе! Что он про тебя подумать мог⁈

Танк довольно подмигнул:

— А это я его заставил про меня подумать!

— Ты? — в голосе Степаныча помимо воли прорвалось такое сомнение, что я едва успел погасить улыбку.

Но и Танк это уловил.

— Ну, — он шумно глотнул чаю, — так-то, конечно… я уж про себя знаю, что не больно-то мастак мозгами шевелить. Но у меня Наташка! Она… ну, у нее своя придурь в башке есть, но когда что-то надо обдумать, продумать, тут она прям профессор! Ну, она вообще на рынке торгует, там соображать надо…

Короче говоря, Танк, самокритично сознавая