Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов

– След есть.

– Ты и в тот раз докладывал резво.

– И тех достанем. Я контроль не снимаю.

– Врачи мне настоящие звонят. О делах «санитаров» каких-то? Опережают тебя.

– Моисеич плакался?

– Алексея Моисеевича, понятное дело, «санитары» волнуют пуще всего. Но не только он. Ты сам-то вник, кого грабят бандюганы?

– Ну как же!

– Тогда рассказал бы мне. Я всё же не последний человек, чтобы сплетнями перебиваться.

– Извините, Леонид Александрович, ради этого, так сказать, и прибыл.

– Ну-ну.

– Сначала, больше месяца назад, они взяли квартиру Шпильмана…

– Это что же?

– Он сам почти месяц молчал, пока не ограбили его знакомого Багритова.

– Наума?

– Заместителя управляющего трестом.

– А чего ж тот?

– И Багритов милицию не вызывал.

– Да что же они!

– Поэтому и бесчинствовали воры!

– Но почему не заявляли?

– Теперь говорят, что запуганы были бандитами.

– Ну чего же бояться? Раз обчистили уже!

– Это у них спрашивали.

– И чего?

– Глазами хлопают. А банда благодаря их бездействию, – зло засверкал глазами генерал, – бесчинствует до сих пор. За два месяца «санитары» смогли совершить несколько ограблений.

Боронин упёрся в Максинова своим холодящим, известным многим взглядом.

– Четыре разбойных нападения, считая последнее, Леонид Александрович, – стушевался генерал. – Без жертв. Но забрали почти всё. Жена Шпильмана особенно причитала по бриллиантовому колье. У Багритовых дочек сняли с ушей миллионные серьги…

– Неужели бывают?

Генерал только кивнул головой.

– Марасисяны свои драгоценности в сейфе прятали. Самвел у себя в спальне в стену замуровал. Думал, навечно схоронил. Выдрали вместе со стеной, только дыру оставили.

– А чего же?

– Он ключ не выдал. Сказал, в банке хранит. Ну, они ему утюг на живот.

– Это ж надо подумать?

– Да. В больнице отлёживался Самвел. А ключ-то в доме был.

– Был всё-таки?

– Так они выдрали сейф и целиком увезли с собой.

– Ты мне скажи!

– О последнем нападении вам Моисеич рассказывал, наверное?

– Ты мне скажи?…

– Последнее самым тяжким оказалось. Не надо было Инессе Самуиловне так себя вести. С бандитами не проходят такие номера. Ей бы тихо, а она на балкон, крик подняла. Боюсь, одним сотрясением мозга не кончится. В реанимации сейчас. Я только что оттуда. Врачи успокоили – в себя скоро прийти должна.

– Ну смотри, Евгений Александрович! – Боронин едва дослушал генерала. – Ты знаешь, как я!.. Как мне!.. Инесса Самуиловна, кстати, правильно себя вела. По-твоему, совсем ни слова не скажи твоим бандюганам?

– Леонид Александрович, – смешался генерал, – почему же моё мнение?…

– Ты знаешь!

– Это хорошо, что только этим обошлось и сам Лео Георгиевич не ввязался. А то бы…

– Ну? Чего замолчал? Договаривай!

– Застрелить могли…

– У них что же? И оружие при себе?

– Было, – кивнул генерал подавленно.

– Это не тот ли милицейский пистолет гуляет? – Боронин налился краской. – Новогодний! Который ты потерял!

– Леонид Александрович!

– Ты не смущайся. Не открещивайся. Твой пистолет. Милицейский, у милиционера твоего отобрали, значит, твой.

– Да кто же его знает… Лео говорит, что грозили. А чей он, кто его знает…

– Твой, твой. Сам успокаивал меня тогда, зимой, когда на милиционера они напали, что другое оружие у них не гуляет.

Максинов, бледнея, молчал.

– Вот, Евгений Александрович, докатились. Людей у нас с тобой с Нового года какая-то банда в страхе держит, а мы всё ползаем на корячках, следы отыскиваем.

– Леонид Александрович…

– Молчи! Ты меня знаешь, я терпелив, но и моему терпению конец будет.

– Леонид Александрович…

– Сказано – молчи! Сколько же нам ещё трястись?

– Все силы брошены.

– Сколько, я спрашиваю? Только подумай, прежде чем ответишь.

– Леонид Александрович…

– Значит, чуть поумней попадаются бандюганы и тебе не по зубам?

– Хорошо организованная банда. Чувствуется, что руководит умный рецидивист.

– Это тебе, конечно, не хулиганьё с улиц подбирать.

– Не уличный преступник. Качественный скачок совершили уголовники, вы верно подметили.

– Я-то подметил. А вот ты, генерал, не готов оказался. А у тебя качество уже переросло в количество.

– Если бы заявления поступали сразу! А то ведь сколько утрачено! По первым преступлениям никаких следов. Одни слова.

– И тысячи рублей похищены.

– К миллиону тянут.

– Откуда же деньги такие?

– Фамильные драгоценности. У евреев, армян традиции не наши.

– Вот тебе и след, как ты говоришь. Твой противник действует в среде людей богатых, которые боятся заявлять официально о своём богатстве. Куда ж ты смотришь? Или не знаешь, у кого что имеется? Так меня спроси! Я скажу!

– Эта версия отрабатывается, – закивал головой генерал. – Мы уже отслеживаем определённую группу людей. Приставил я кое к кому своих.

– Смотри, чтобы мне не жаловались. А то до смерти напугаешь! Топтунами-то своими.

– Комар носа не подточит, – посуровел генерал. – Одно плохо. С запозданием бьём. Весь автомобильный парк перевернули. Угоняли они санитарные машины накануне разбойных нападений или номера меняли на фальшивые?… Если, конечно, сам шофёр не участник…

– Это уж сам думай. Да не у меня в кабинете.

– Меры принимаем.

– Так сколько тебе? – Боронин никогда и ни о чём не забывал, поэтому его боялись, он знал об этом.

– Если раньше нас не вылезут опять с очередным… эпизодом, за месяц, товарищ первый секретарь обкома партии, выскребу со дна! – Максинов вскочил на ноги, вытянулся по форме, он тоже почуял недоброе в неподвижном холодном взгляде Боронина.

– Потерплю, – помедлив, не приглашая сесть, сказал тот. – Но ни дня больше!

– Разрешите исполнять?

– Докладывай ежедневно, – так же, без выражения первый секретарь поизучал его, замораживая хмурыми глазами.

Тягостное молчание повисло в кабинете.

– Сколько уж мы с тобой? – вдруг спросил Боронин.

– …Да уж долго, – не сразу, смутившись и потеряв себя, ответил Максинов. – Сразу не сосчитать.

– Во-от… Много уже.

И генерал перестал его интересовать. Боронин и не кивнул ему на прощанье, к трубке телефона рукой прикоснулся, вроде звонить понадобилось, – тот сам понял, что делать.

А первый секретарь поспешил в район. Полдня было потеряно на всякую дребедень, а с час предстояло на одну только дорогу до совхоза…

* * *

Машина неслась, гладко скользя, будто не касаясь земли колёсами. Под шелест шин легко думалось.

По правде сказать самому себе, ехать Боронину вообще не хотелось. Никуда. Сидел бы сейчас в кабинете… Надо же когда-то взять тайм-аут в этой жизненной гонке-спешке! Собакам или лошадям – и тем отдохнуть дают, а ему?… Забыл, когда отдыхал по-человечески. Поговоришь на партийных ассамблеях с другими коллегами по областям, краям – те не забывают Кисловодск, Сочи, Гагры, а он? Чем хуже? Кто не пускает? Сам себе хозяин! Это они так считают… Окружающие… Кто рядом, и особенно молодые. Те вообще современные взгляды свои на всё имеют. И