Леди Ш - Оксана Токарева

Оксана ТокареваЛеди Ш

Где-то там, за горизонтом, где туман стелется, как зачарованная паутина, где изумрудные и опаловые бабочки летают над гигантскими рододендронами, в сияющем замке, стоявшем на острове посреди бурного потока, жила чародейка. Люди, говорившие о ней шепотом и с опаской, называли ее дамой из Шэлот, но каково ее настоящее имя, никто доподлинно не знал. Ни один человек в целом мире не видел ее лица, она никогда не покидала своей башни и все, происходящее за ее стенами, видела только сквозь кристалл магического зеркала. Денно и нощно сучила она пряжу, ткала извечное и нескончаемое полотно бытия, нанизывая на огненную основу времени золотую и серебряную пряжу человеческих судеб.

Тем не менее, суетные трубадуры слагали сотни и сотни тысяч стихов, прославлявших ее красоту, а доблестные рыцари, ниспровергая царства и беря на меч города, утверждали, что делают это в ее честь. Она же мечтала только об одном: услышать песню Ланцелота и умереть, лишь издали увидев лучезарный Камелот.

Но Ланцелот все блуждал где-то в чужих краях, словно избегая прокладывать путь мимо зачарованных стен, и нетленное сердце волшебницы из Шэлот, словно каменной паутиной сжимала глухая тоска. Сначала чародейка пыталась себя успокаивать: у рыцарей всегда столько забот. Они помогают обездоленным, спасают попавших в беду принцесс, сражаются с чудовищами. Впрочем, даме из Шэлот все чаще казалось, что она просто проглядела прекрасного незнакомца. Ее магический кристалл, словно Платоновская пещера, давал ей возможность увидеть лишь отблески событий и тени предметов. Что же до песни, о которой говорилось в предании, то она просто не могла ее услышать.

Любая из человеческих жизней, нити которых она постоянно держала в руках, — это отдельная песня. Что же до времени, то оно похоже на непрерывную сеть звенящих струн, натянутых до предела. Поэтому в зачарованной башне дамы из Шэлот денно и нощно, не замолкая ни на миг, звучала музыка. Ее лад и строй, правда, не оставался неизменным. Поначалу эта музыка звучала тихо и безыскусно, сотни голосов сливались в один, выводивший под аккомпанемент звенящих струн исполненный простоты и очарования, устремленный к предвечным небесам мотив. В те времена между людьми еще почти не существовало различий. Каждый жил, вкладывая частичку своего труда в общее дело созидания, заменяя горделивое «я» спасительным и могучим «мы».

Затем, когда возникли различные ремесла: кто-то по-прежнему обрабатывал землю, кто-то обжигал горшки, кто-то воевал, кто-то торговал, звучание человеческих судеб разделилось на много голосов. И каждый из них вел свою мелодию. Когда же сословные различия достигли, казалось, незыблемого абсолюта, изменилась и музыка. Какие-то голоса в сиянии золота и парчи вели изобильно украшенную мелодию, другие им аккомпанировали, смирившись с подчиненным положением и ни на что не претендуя. Потом кто-то сказал, что все голоса и звуки равны, правила устарели, и надо создавать новые созвучия, прислушиваясь не к гармонии космоса и природы, а вдохновляясь шумом больших городов.

Города и вправду разрослись. И тот, который стоял неподалеку от зачарованного замка, незаметно подошел к самым его стенам. К этому времени поток изрядно обмелел, да и люди научились строить мосты и малые реки загонять в подземные трубы. Леди из Шэлот пришлось наложить на замок дополнительные чары. Теперь он не отличался от близлежащих домов и изменял свой облик согласно веяниям моды. На его воротах красовалась надпись: «Школа искусств Леди Ш».

Теперь песни судеб нынешнего времени и прошлых эпох могла слышать не только древняя чародейка. Леди Шэлот чувствовала, что неумолимая старость приближается и к ней, и должна была позаботиться о преемнице. Каждый день к ней приходили десятки одаренных молодых дев и усердно сучили пряжу дивных звуков. Некоторым для создания своей песни не требовалось ничего, кроме голоса, другие выбирали струны скрипки или брали в руки флейту и учились повелевать колебаниями воздушного столба. Находились и такие, которым в руки давался ткацкий стан. Теперь основа была натянута на металлическую раму, только она могла хоть как-то сдерживать пылающий в мире огонь. Над корпусом из зачарованного дерева в вечной тоске по полету вздымалось черное одинокое крыло. Звуки песни создавались с помощью клавиш: белых и черных, как сама жизнь.

Сама Леди Шэлот теперь тоже давала концерты, ибо часть ее зачарованного замка превратилась в прекрасный белый зал. Она по-прежнему не видела людей, отделенная от них черным крылом рояля, за которым теперь пряталось ее магическое зеркало. Жители города и туристы, приходившие на концерты леди Ш, думали, что слушают прекрасные и пламенные звуки, а внимали трепетной песне бытия. Но даже совершенная игра чародейки не всегда могла сравниться с тем, какие звуки умела извлекать ее самая талантливая ученица.

Эту девочку звали Джин, и она бредила музыкой с пеленок. В те годы, когда ее ровесницы думали только о куклах, она подходила к пианино и подбирала простенькие, но красивые мелодии, когда другие ребята играли в компьютер или смотрели видеоролики, она ревностно штудировала полифонию и отрабатывала технику на этюдах.

— Что за ребенок? — только дивились родители. — Других и палкой не заставишь заниматься, а от Джин приходится на ночь запирать инструмент, ибо удержу она просто не знает.

— Просто музыка — это моя жизнь, — поясняла девочка, в очередной раз договорившись с соседями, чтобы те позволили ей поиграть еще часок.

— Дитя мое, ты не слишком ли переутомляешься? — беспокоилась волшебница, которая ни в ком из учениц не встречала ранее такого трудолюбия в сочетании с талантом.

— Ну, пожалуйста, миледи, еще чуть-чуть, — умоляла Джин, поднимая хорошенькую головку от клавиш. — Когда я играю на Вашем инструменте, я будто разговариваю со всей вселенной. Я вижу дивные картины, написанные золотом по огненной канве. Ни один даже самый искусный художник не способен такое создать.

В самом деле, когда юная Джин со своей наставницей или даже без нее следила за тканью бытия, в городе прекращались убийства, а в мире стихали войны.

«Что же мне делать? — не находила себе места от переживаний Леди Ш. — Как поступить? Я вижу, что только Джин достойна продолжить мой труд, только она понимает истинную природу музыки, только ей удается контролировать натяжение нитей, не позволять им обвиснуть и вовремя ослаблять, чтобы они без толку не рвались. Но как я могу обречь это прелестное дитя на вечное одиночество и тоску. Она рождена, чтобы радоваться жизни