Стеклобой - Михаил Перловский

— Я определенно желаю стать известным писателем, и стану им! — услышал он звук своего голоса.

Старуха теперь смотрела на него кротко.

Иван не мог припомнить, как заснул. Очнувшись, не открывая глаз и не сбивая глубокого мерного дыхания, какое бывает только у спящих, он прислушался, а затем и принюхался — привычка, не раз спасавшая его. Определенно, в комнате что-то изменилось, отчетливо пахло псиной, табаком и луком. Новых звуков слышно не было, но огонь трещал резво. Иван открыл глаза и поднялся. Он был один, разбитое окно заставили зеркалом, на столе лежали ломоть хлеба, кусок сала и стояла крынка, накрытая тряпицей. Он сразу сунул нос в крынку — молоко, хлебнул, неловко плеснув, конечно, на пол, затем принялся жадно рвать зубами хлеб с салом, не успевая как следует жевать. Хотелось поскорее удрать, не дожидаясь хозяина, не объясняться, не благодарить. Он опять выглянул за дверь, прислушался — там была тишина, только горлицы курлыкали, как будто глотали воду. Напоследок ему захотелось еще раз взглянуть на портрет — то ли чтобы рассмотреть хозяина, то ли чтобы запомнить старуху. Но никакого портрета на зеркале теперь не было, только отражалось перекошенное его лицо с одним молочным усом от крынки. Напоследок он огляделся и понял, что медлит, по привычке ища, не прихватить ли чего. Сволочь, ты, Иван, сказал он себе, достал гривенник, придавил его крынкой и вышел в мокрый лес.

Игра шла, по ощущению Ивана, смачно, играли в модный нынче покер. Тянулся второй час, напряжение висело в небольшой зале, и вокруг стола собралась внушительная толпа зевак. Иван без труда понимал карты соперников, дразнясь, предсказывал их ставки, и с ловкостью прятал выигрыш во внутренний карман. Но валет, элегантно спустившийся из рукава, погубил его. Ох как зря он решил подстегнуть свою удачу знакомым ему, но весьма сомнительным способом.

Все-таки изрядная скотина этот подпоручик, думал Иван, стоя на зеленом сукне стола и оглядывая толпу. Лысый черт! Подпоручик с самого начала сидел надувшийся, как «обиженная гимназистка» — именно так Иван припечатал его вслух после третьего победоносного круга, вызвав всеобщее веселье и восторг. Но теперь у «обиженной гимназистки» появился этакий гадкий блеск в глазах, словно она еще и водки на именинах выпила. Но это было позже.

А пока над полутемным игровым залом раздавался грохот. Пожилой инженер Николаша, уезжающий назавтра в Санкт-Петербург, кривясь, оттягивал воротник сюртука и посматривал наверх. Где-то там, в комнатах второго этажа, его скандальеза-супруга, вечно тянувшая его за рукав и причитавшая, что он разоритель и губитель ее приданого, собирала вещи, хотя игравшим могло показаться из-за глухих ударов, что она поднимает дорожный сундук и бросает его об пол. После очередного удара Николаша, ощерившись, вдруг стал набрасывать ставку, хотя всем присутствующим было очевидно, что это бессмысленный и жадный блеф.

Иван обычно с жалостью относился к людям, загонявшим себя картами, считал их недужными, но сейчас он смотрел на Николашу с меркантильной жесткостью. Впервые деньги ему были потребны для столь благородной цели. Мало того, стоило еще и проучить мерзавцев. Кто именно из играющих был мошенник, Иван не распознал, а потому настороже держался со всеми.

Справа от Ивана сидели два бледных студента, похожие друг на друга, в черных сюртуках, как тараканы. Они играли на одной руке, ставили копейки и хорохорились, обмениваясь биллиардными фразочками. Один из них все повторял: «Через два борта!» А другой вторил: «Катится-докатится».

Последний круг Иван провел грандиозно. Николаша сгрыз туза, бросил на стол самую выигрышную, как потом сталось, за вечер комбинацию, и молча вышел из гостиницы в ночь. За круглым столом зеленого сукна теперь восседали студентики и лысый поручик. Студентики в четыре руки мусолили и перебирали карты, затем мышино совещались. Чтобы подхлестнуть их азарт, Иван вежливо посоветовал им отложить деньжат на учебники и бросил им через стол рубль.

— Не сметь советовать! — зашипел пронзительно один из них, второй же стащил круглую черную шапку, вынул две мятые перевязанные пачки и бросил их поперек ставки поручика.

— От двух бортов, катится-докатится, — единой душой выдохнули студенты и обмякли.

— С ледком, вашебродие? — под руку вылез вертлявый лакей с графинчиком, имевший отвратительное свойство появляться в самый неподходящий момент.

— Господа, это выдающийся вечер, — сказал Иван, прикрыл от лакея карты и привычно оглядел залу с точки зрения возможного бегства.

Пришлось неспешно порыться в располневшем внутреннем кармане, чтобы накинуть ставку, а затем карты, Иван говорил, «как первый снег», легли на стол. Он победно и устало посмотрел на игроков.

Но поручик продолжал цедить «с ледком», и это было крайне странно. Будь он облапошенным простачком…

— Валет треф вам кланяться велел, — сказал подпоручик с гаденькой усмешкой.

Тараканы-студенты мгновенно выросли у Ивана за спиной и схватили его за руки.

— Господа, тут шулера! — успел крикнуть Иван и вскочить на стол.

Но неизвестно откуда появившийся городовой уже облокотился на входную дверь, а инженер Николаша, вернувшийся в зал, неторопливо прикурил от камина, протиснулся сквозь сковавшую стол толпу и, глядя Ивану в глаза, во всеуслышание подтвердил, что видел подброшенного валета.

Иван с поднятыми руками, намереваясь сдаться, спустился на пол и дрожащим голосом проговорил: «Пропади все пропадом, поймали вы меня». Он оглядел карточную компанию, опрокинул в горло водку и, ухватив ловким веерным движением банкноты со стола, прыгнул к окну, расталкивая чужие плечи и локти.

Бежал он умело и легко. Не прошла даром давешняя прогулка, все подворотни и переулки были ему в подмогу, а преследователи наверняка были в городе новичками — они потеряли его из виду почти сразу. Еще вчера он приметил себе надежное убежище, да такое, что этим олухам ни за что было не догадаться. Неподалеку от игорного дома высилась пожарная каланча, внизу которой за круглыми белыми колоннами располагался ни много ни мало полицейский участок.

Он тихо и мягко, как кот, пробрался в главное помещение, незамеченным взбежал по винтовой лестнице и через люк попал в круглый полупустой кабинет на самом верху. На его удачу, там никого не было — в комнате шел ремонт и повсюду были расставлены ведра с краской, тазы с мокрой штукатуркой, да разбросаны кисти всех мастей. Наверняка, это уютное гнездышко свил себе ни кто иной как толстопузый полицмейстер. Поблизости нарастал шум голосов — кто-то поднимался по лестнице. Иван нырнул за резную дверцу шкафа.

Спустя час Иван вслушивался в подсвеченную шорохами тишину каланчи. Шаги полицмейстера и его адъютанта давно проглотил первый этаж, но эхо еще долго спотыкалось о ступени железной винтовой лестницы. Каменная стена холодила шею и давила острыми углами в хребет. Иван повертелся, но теплее не стало, и он, сгорбившись, осторожно вылез из шкафа.