Ветер подскажет имя - Юлия Климова

– Я пока не хочу, спасибо, – ответила Катя.

– Я тоже воздержусь. – Федор подхватил опустевшие чашки и отнес их к мойке.

Сняв пиджак и повесив его на спинку стула, он засучил рукава рубашки и включил воду. Свет от окна окутал стройную фигуру, выделив спину и руки. Катя с трудом отвернулась и сразу встретила насмешливый взгляд Ольги. «Нравится? – будто спрашивала она. – А зря. Ты приехала и уедешь, а я буду рядом всегда».

– Катя, Федор говорил, что нужны фотографии. Я организую фотосессию в самое ближайшее время, – сказал Андрей. – У вас есть какие-либо пожелания?

– Понадобятся две вертикальные фотографии и несколько горизонтальных, а все остальное на ваше усмотрение. Побольше загадочности, конечно, не помешает.

– Если потребуется, нагоним серого тумана, не сомневайтесь.

Катя пожалела, что она с Андреем не на «ты», сейчас бы еще большей легкости, способной растворить появившуюся скованность в словах и движениях. Она бы ушла, но подготовка к печати интервью не может длиться бесконечно, и чем раньше получится покинуть отель, тем лучше.

«Чем раньше, тем лучше», – мысленно повторила Катя, интуитивно обнаруживая путь к спасению.

– Кажется, я тоже проголодалась. Андрей, что ты там говорил про обед? Хочу огромную порцию салата с креветками и апельсиновый сок.

Не дожидаясь ответа, Ольга поднялась, взяла со стола свой мобильный телефон и тряхнула головой, отправляя каждый волосок на свое место.

– Пошли, но предупреждаю, я сегодня не настроен на креветок и тебе придется терпеть аромат можжевеловой утки.

Возвращаться к интервью было сложно, но Катя попыталась настроиться на волну профессионализма, и это почти получилось. Федор сел рядом на соседний стул, и теперь можно было впитывать его дыхание, угадывать ноты его парфюма, и… продолжать вспоминать слова Ольги. Катя чувствовала, как слабеют руки и путаются мысли, к сердцу волной то подкатывало отчаяние, то отступало. Пожалуй, спасал маленький красный огонек на корпусе диктофона, на нем получалось ненадолго сосредоточиться. Теперь Федор отвечал на вопросы коротко и серьезно, не торопился – нет, а будто хотел шагнуть на следующую страницу ее ежедневника, где был записан приблизительный план разговора.

– Можно я еще раз посмотрю на картину с девушкой? – неожиданно попросила Катя.

– Да, конечно.

Встав ровно на то же место, что и в прошлый раз, она подняла голову и теперь внимательно изучила и выражение лица, и одежду, и фон. Это немного отвлекло и успокоило. Федор молча стоял рядом и не мешал углубляться в далекое прошлое.

– Я должна уехать, постараюсь вернуться к вечеру. Спасибо за общение, мы значительно продвинулись, осталось совсем немного.

– Если хотите, я вас подвезу, – предложил Федор, делая шаг к Кате.

– Нет, спасибо, – она мотнула головой и быстро пошла к двери. Если бы она обернулась, то увидела бы, что на нее с сочувствием и пониманием смотрит русоволосая девушка с портрета. Ветер развевает ее волосы, красный платок горит в руке.

«Давайте-ка выползайте из своего блиндажа!» Больше всего Глеба выводило из себя то, что он не мог пробраться на этаж коллекционера, и поселить там «жучки» тоже не получалось. Взгляд Кати вспыхивал, когда она видела Мелихова, лицо светлело, точно в душе загоралась маленькая лампочка, а хорошо это или плохо?..

Если бы не «Полтава», Глеб сделал бы ставку именно на Федора, не подводит же его интуиция – в воздухе витают маленькие розовенькие…

– Поросячьи сердечки. – Он улыбался и следил, как Мелихов за ужином смотрит на Катю. Теперь каждое слово доносилось и до его ушей, подслушивающее устройство работало без перебоев. «Отлично, мои дорогие, я в спецназе!»

Сначала к Федору отправилась Катя, потом Ольга, а затем уж и Андрей… Что за собрание? Глеб нетерпеливо то поднимался, то спускался на лифте, пару раз зашел в ресторан и за барной стойкой выпил коньяк. «За ваше здоровье, чтоб вы там все переженились». Бездействие изрядно раздражало.

Ольга и Андрей вскоре отправились обедать, и у Глеба в животе заурчало при мысли о салате с телятиной и хорошей порции краба.

Когда Катя выпорхнула из лифта на первом этаже, Глеб безошибочно определил, что она спешит за «Полтавой». Это угадывалось в бледности лица, в сосредоточенном взгляде серых глаз, в отчаянии, сквозящем в каждом шаге и движении. И он устремился следом, чтобы убедиться в своих предположениях.

«Катя-Катерина, неужели отдаешь? Потянула бы резину, а то Мелихова еще не пробрало до костей… – Глеб хохотнул. – Правда, что ли, отдаешь? Эй, ты б подготовила меня заранее, а то теперь жаба душит! Крошка, не продешеви только, любовь – дело хорошее, но антиквариат на дороге не валяется!»

Когда Катя зашла в свой подъезд, Глеб издал многозначительное: «Ну-ну» – и прислонился спиной к березе.

– Я тебя на улице подожду, не торопись, пакуй корабль получше. Вообще я тебя полностью поддерживаю, ты совершенно права: продавать ценное имущество лучше до свадьбы.

* * *

Корабль по-прежнему стоял на столе, и Катя ненадолго замерла рядом с ним, прощаясь.

И все же хотелось увидеть росчерк пера Глинникова, узнать, как он строил фразы и кому просил отдать «Полтаву». Да и, наверное, правильно передать Мелихову макет вместе с распоряжением.

Катя весьма приблизительно знала, где и что хранилось у деда, после его смерти она не трогала бумаг и не изучала папки. Она боялась воспоминаний, да и все равно пока не готова была выбрасывать черновики, записки, копии… Все то многостраничное богатство, которое накопилось за долгие годы.

– Начну с сейфа.

Но сейф оказался практически пуст, и пришлось тащить табурет с кухни и заглядывать на верхние полки шкафа. Именно там, в дальнем левом углу, она нашла хрустящий пакет из вощеной бумаги, и в нем лежали старые письма бабушки, перетянутые обычной канцелярской резинкой, расслаивающейся от времени на тусклые ломкие нити, профсоюзный билет, сохранивший серый цвет корочки, пожелтевший читательский билет и узкий мятый на углах конверт с распоряжением Матвея Глинникова.