Ветер подскажет имя - Юлия Климова

Взгляд Матвея согревал и подбадривал, душу Саши вновь переполнила благодарность. Как повезло Лизе и Вере Григорьевне, что у них есть старший брат. К сожалению, у нее никогда не было защитника и опоры.

– Собери, пожалуйста, вещи, и мы поедем домой, – ровно произнесла Мария Николаевна, выделив лишь последнее слово.

Саша хотела сказать, что вещей у нее, собственно, нет, только красный платок, но промолчала.

– Мои сестры помогут, – пришел на выручку Матвей. – Мария Николаевна, буду рад, если вы останетесь на ужин.

– Спасибо за приглашение, я очень ценю все, что вы сделали для моей племянницы, но думаю, лучше, если мы уедем как можно скорее.

Княгиня и Матвей обменялись взглядами, и Саша уловила их тайный смысл.

Они уехали довольно быстро, Матвей проводил до экипажа и остался во дворе, пока лошади не тронулись с места. Было жаль покидать дом, где согрели, поддержали и помогли. Лицо княгини по-прежнему оставалось непроницаемым, и Саша терзалась вопросом: что ее ждет впереди? Но, наверное, не все так плохо, иначе бы Матвей Глинников не отпустил ее, он же обещал не бросать в трудную минуту. «У него очень добрые глаза…»

Дом тети поразил сразу, Саша быстро сосчитала колонны, а затем ступеньки, перевела взгляд на огромные окна, второй этаж, немного задержалась и, только впитав красоту архитектуры, быстро последовала за княгиней. Один зал перетекал в другой, потом появлялся следующий, и еще, еще, еще… Саше казалось, она плывет по реке роскоши и вроде бы уже пора сделать остановку, но Мария Николаевна уверенно идет дальше, и только гулко стучат ее каблуки.

Наконец княгиня открыла дверь и зашла в небольшую комнату. Письменный стол, трюмо с тремя зеркалами, книжные полки, небольшой круглый столик с двумя высокими креслами, и в соседней комнате виднеется большая кровать, застеленная кремовым атласным покрывалом. «Это будуар Марии Николаевны», – сообразила Саша и поняла, что именно сейчас и произойдут объяснения.

– Присаживайся, – княгиня указала на одно из кресел и села напротив. – И рассказывай все как есть. Я хочу знать правду, какой бы она ни была. Граф Матвей Григорьевич Глинников – благороднейший человек, и тебе повезло, что именно он встретился на твоем пути.

Опустившись в кресло, положив руки на колени, Саша почувствовала огромную усталость. Она слишком долго бежала, слишком долго ехала, слишком долго страдала… Чувства замерли, страх ушел, дрожь перестала трясти тело. Саша начала рассказывать без эмоций, так, будто речь шла не о ней, а о какой-то другой несчастной девушке. Не называя имя Павла, признавая себя наивной и глупой, она поведала правду и об отчиме, и о яблоневом саде, и о Геде, и о Янко, и о Степане… Закончив рассказ, она опустила голову и сжала не только губы, но и кулаки.

Княгиня молчала долгую минуту, а затем уверенно произнесла:

– Тебе всего семнадцать лет, но на твою долю уже выпало много испытаний. Кажется, пришло время исправить это. Я долго болела и не смогла приехать на похороны твоей матери, на мои письма Яков Петрович всегда отвечал, что ты живешь счастливо и ни в чем не нуждаешься. Я приглашала тебя в гости, он давал согласие, но проходил год, а ты не приезжала. Наверное, мне следовало забеспокоиться, но твой отчим не вызывал сомнений. Яков Петрович казался человеком строгим, но справедливым. Видимо, он умело производил то впечатление, которое желал. – Мария Николаевна тихо вздохнула. – Того, что ты рассказала, хватит, чтобы лишить его всего, но мы поступим иначе. Прошлое останется в прошлом. Я напишу Якову Петровичу, и он откажется от всех претензий опекуна, уверена, он не захочет скандала. Господь не послал мне детей… Вернее, он послал мне тебя. И отныне и навсегда этот дом твой. Как только ты отдохнешь, сядь и напиши письмо той цыганке, которая помогла. Будь благодарной и всегда выполняй обещанное.

Закрыв лицо руками, Саша судорожно заплакала, а когда немного успокоилась и подняла голову, то увидела первую, пусть и сдержанную, улыбку княгини.

На следующий день они вместе поехали на Сенной рынок, где встретили цыганскую семью: маму, папу и юркого черноволосого мальчонку лет трех.

– Пожалуйста, передайте письмо для моей знакомой цыганки, она живет у реки Быстрой между двумя имениями. С одной стороны – Семеновское, а с другой – Михалево. Ее имя Геда.

– Передадим, не волнуйся, красавица, – ответила женщина. Подняв руку, она поправила длинные темно-каштановые волосы, и браслеты зазвенели и заискрились на солнце.

– А оно точно дойдет?

– Цыганская почта – самая верная.

«Очень скоро ты станешь другой, – глядя на Сашу, думала Мария Николаевна Чернышева. Впервые за долгие месяцы ее не мучили по утрам страшные мигрени и не чувствовалась слабость в ногах. – Наблюдая с неба, родители всегда будут радоваться за тебя, Александра. Обещаю».

– Первый раз сожалею о том, что толком не умею говорить комплименты. Если я и произношу подходящие слова, то, на мой взгляд, они звучат скомкано и неубедительно. – Федор сделал шаг назад, пропуская Катю, и добавил: – Вы сегодня чудесно выглядите. Другая прическа.

– Спасибо, – она коротко улыбнулась и остановилась, не зная, куда пройти.

– Давайте начнем с живописи, а потом обязательно выпьем кофе или чай. Включайте диктофон, Катя, я готов продемонстрировать миру свой богатый внутренний мир. – Усмехнувшись, Федор указал на коридор, уходящий влево. – Пойдемте, нас ждут закаты, восходы, дороги и полевые цветы.

Катя проснулась в восемь со странным тягучим предчувствием перемен. Выбрав длинную расклешенную юбку в стиле ретро и укороченный тонкий джемпер оливкового цвета, она закрепила часть волос на затылке простенькой заколкой и выделила глаза тенями и тушью.

– Я готова к бою, – сказала Катя отражению и крутанулась, давая возможность юбке вспорхнуть волнами.

Встретив взгляд Мелихова, она почувствовала определенную неловкость, в его глазах отражались… одобрение и удовольствие. Казалось, Федор максимально растягивает минуту, стараясь запомнить штрихи и детали, чтобы сохранить впечатления на будущее.

Они договорились осмотреть два зала, оставшихся практически неизученными, и Катя спешила окунуться в новую атмосферу. «Полтава» осталась за спиной, на противоположной стороне этажа, и сейчас чувствовалась свобода от корабля и всего, что с ним связано.

– Какие картины вызывают у вас наибольший интерес?

– Те, на которых я замечаю четкую линию личной истории. То есть это может быть и выдуманная художником история – не важно, но в ней должна присутствовать неподдельная жизнь. Или… – Федор задумался. – Или пусть на полотне кипят страсти.