Боевой 1918 год - Владислав Конюшевский

– Но почему так? Его же под бушлатом не видно!

Ухмыльнувшись, ответил недоумевающему заместителю:

– Григорий Иванович (он так забавно дергается, когда я его по отчеству называю), в этом-то вся интрига. Вот представь – идешь ты, весь из себя самый обычный и ничем не выделяющийся боец Красной Армии. И захотелось тебе пообщаться с барышнями. Ну или с другими гражданами. Они поначалу носами крутят, а то и вообще на голос берут. И тут ты, вроде как невзначай, распахиваешь бушлатик, и пока оппонент пребывает в ох… э-э-э… в ошеломлении, решительным штурмом добиваешься своего.

Гришка на пару секунд задумался и заржал:

– А летом на белье, значит, награды вешать? Нет, командир, серьезно скажи – почему так?

– То есть и вариант насчет личной скромности тебя тоже не устроит?

Трофимов отрицательно мотнул головой.

– Ну, тогда все просто – прочти правила ношения орденов и медалей. У нас в канцелярии приказ лежит. И я про него вам уже говорил. Там сказано, что награды на верхнюю одежду можно крепить лишь во время парадов[11]. И распоряжение на это дает командир части. Поэтому, когда пойдем на митинг, вот эта красота, – я мотнул подбородком на его розетку, – будет к месту. А сейчас…

Гришка, не став дожидаться продолжения, протянул: «Поня-ятно…» и быстренько отвалил.

А я пошел узнавать, не появлялись ли беспризорники. Оказывается, что нет. М-да… сильно недоверчивые ребята попались. Все-таки у Шамова надо узнать, почему его людей ребятня так сторонится. Да и насчет пленных поинтересоваться. Хотя эти «дрозды» мне как-то даже неинтересны. Это когда они только сдались, то еще сдерживались. А потом их переклинило напрочь. На все вопросы ругались, плевались и вообще вели себя по-хамски. Никаких особых секретов эта троица знать не могла, а заниматься интенсивным допросом времени не было. Отдавать их морячкам или Магомеду тоже не хотелось. И вовсе не потому, что жалко. Мне дисциплина нужна, а нарезка лоскутов из пленных этой дисциплине не очень способствует. В общем, по приезде в город я сдал беляков чекистам и с чистой совестью забыл об этом вопросе. Других дел хватало.

* * *

А через два дня беготни, суеты и даже подготовки некоего сюрприза наступил день парада. То есть остальные-то думали, что это будет отвальной митинг, но мы знали, что это не так. И первый отдельный батальон морской пехоты Балтийского флота твердо намеревался блеснуть перед уходом в бой. Правда, слухи все равно просочились (а попробуй спрячь грохот строевого шага, когда аж окна звенеть начинают), и у нас появились соперники. Вернее, вначале появились представители солдатских комитетов, которые имели беседу с нашими «старейшинами», а потом уже нам стали доносить вести, что кое-какие части решили принять вызов. Далеко не все, но желающие были. Это подстегнуло соревновательный дух. Только у нас еще был козырь, в виде песен. Пели прямо в казармах и вполголоса, поэтому конкуренты до последней минуты были не в курсе.

И вот мы выдвигаемся на площадь. Взводные коробки почти не рассыпаются. Периодически (по командам взводных) идет переход на строевой шаг. Голуби разлетаются. Собаки разбегаются. Тут еще запевалы по очереди начали голосить. Народ на тротуарах пребывает в обалдении. Ростовчане никак не могут понять, кто мы такие? Форма незнакомая. Выправка гвардейская. Белые? Откуда? На союзников тоже не похожи. И что за звезды на странных головных уборах? Красные? Почему тогда настолько слитным строем и с песнями? Причем не «Вставай, проклятьем заклейменный» или на худой конец «Соловей, соловей, пташечка», а какими-то новыми и незнакомыми? Но вездесущие пацаны, которые все эти дни за нами внимательно следили через забор, а сейчас бегущие рядом, криками просвещали недоумевающих людей.

В общем, когда дошли до места и построились, выяснилось, что за батальоном следовала нехилая толпа. Всем было любопытно, что происходит и что произойдет. Вроде как ожидается митинг. Но почему с такой помпой? И что здесь делают несколько барышень приличного вида, стоящих плотной группой, и десяток оркестрантов с инструментами? Причем оркестр не полковой – с трубами и барабанами, а местный, из оперетты? Кстати, музыканты, вместе с репетициями, мне обошлись в совершенные копейки. Служители скрипки и рояля несколько обездолили, поэтому за столь необычную «халтуру» предпочли брать даже не деньгами, а продуктами. Девчонки были актрисками из этого же коллектива, так что оплачивал их оптом.

Да уж. Я поначалу, не подумав, решил голосистых барышень поискать на заводе. Ну а где еще найти большую толпу мамзелей, из которой можно сделать выбор? Обломался. В России вовсю царствовал домострой, и даже на ткацкой фабрике я искомого не нашел. Сплошные мужики, с редкими вкраплениями теток уставшего вида. Предложение набрать искомое в публичном доме с негодованием отверг.

Потом меня осенило, и я совершил визит к старинной знакомой. Да-да. Той самой недокореянке – От Ва Ли. Дойдя до дома, в который она тогда впорхнула, прошел в дворницкую и там уточнил номер квартиры Метелина. Дворник, повздыхав, адрес сказал, присовокупив:

– Мне понятым итить?

Не особо удивившись подобному предложению, я отказался, объяснив, что визит не с обыском, а просто в гости. Потом, поднявшись на второй этаж, покрутил ручку звонка и, когда из-за двери спросили: «Кто там?», громко спросил:

– Елена Георгиевна Метелина здесь проживает?

Дверь на цепочке приоткрылась, и какой-то гражданин с шикарной бородой, окинув нас с Магой взглядом, неуверенно поинтересовался:

– Вы кто? Зачем она вам?

– Здравствуйте.

В глазах бородача что-то мигнуло, и он смутился:

– Здравствуйте. И все же – зачем она вам понадобилась? Я ее отец…

Улыбнувшись, я ответил:

– Вы не волнуйтесь. Меня зовут Чур, и я к ней за консультацией.

– К Елене? За консультацией?! – у гражданина открылся рот, но он быстро взял себя в руки. – Секунду. – Закрыв дверь и лязгнув цепочкой, он вновь появился и широким жестом пригласил: – Прошу!

Самой барышни не было дома, вот только ее папаша оказался настолько заинтригован, что впустил нас к себе. И именно он нас надоумил искать все нужное в оперетте. Там еще не вся труппа разбежалась и оставшиеся давали представления разной степени популярности. Правда, дивидендов с этой популярности хватало только, чтобы не протянуть ноги. Поэтому мое предложение труппу сначала удивило, а потом и восхитило.

Так что теперь, когда подтянулись и остальные воинские части (некоторые старались походить на нас, но выходило так себе), начался непосредственно митинг с речами. Даже я высказался. В завершение все хором спели «Интернационал». На этот раз не «всухую», а под аккомпанемент довольно неплохого оркестра. Это внесло заметное оживление в действо. Особенно если учесть, что музыканты (в отличие от полковых дуделок) почти не фальшивили. И вот тут наступило время сюрприза. Я опять поднялся на трибуну и поднял руку, привлекая внимание: