Боевой 1918 год - Владислав Конюшевский

У нас, в девяностые, неурожая не было, да и задел был бешеный, поэтому настолько массово люди не вымирали. Но это вовсе не заслуга «младореформаторов». Вон, рыжий приватизатор, помнится, закладывался на цифры потерь с восемью нулями. Как там он говорил: «Ну вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом!» Так что сами соображайте, когда людям было хуже – сейчас или на сломе веков? Тот же Гитлер, в сравнении с российскими демократами, был просто сопляком. Он воевал, зверствовал, занимался геноцидом, стараясь изо всех сил, и то до тридцати миллионов не дотянул. А эти – в костюмчиках, в мирное время решили его переплюнуть. И ведь почти удалось!

Почуяв руку в своем кармане, я отвлекся от превыспренних мыслей и вернулся на грешную землю, успев ухватить какого-то мелкого шибздика за загривок. Приподняв пойманное существо, разглядывал страшно чумазого оборванца, который вначале сильно взбрыкнул, а затем покорно обвис, огорченно шмыгая носом. Заметив в спутанных волосах, торчащих из-под малахая, крупную вошь, я чуть было не уронил добычу. Но сдержался, лишь спросил:

– Чьих будешь, мурзилка?

Пацан лет двенадцати, поняв, что прямо сейчас его вроде бить не станут, хрипло попросил:

– Отпусти, барин. Военные нас завсегда отпускают.

Сидевший на телеге в нескольких метрах от нас торговец мясом оживился:

– О! Молодец, солдатик! Поймал шельму! Ентот мазурик третьего дня у меня чуть кус от окорока не свистнул! Держи его крепче! Ужо я ему сейчас!

Мельком глянув на торговца, я бросил:

– Отвали. – И повторил свой вопрос мальчишке: – Так под кем ходишь? Под деловыми, или сам по себе?

Тот какое-то время висел молча, а потом неожиданно крутнулся так, что кусок его (даже не знаю как эти лохмотья назвать) верхней одежды остался у меня в руках, а сам оборвыш шустро, словно белка, метнулся в сторону. Но Мага был настороже, и через секунду беглец снова повис в воздухе. В этот раз он даже особо не трепыхался.

– Ты не ответил на вопрос. Ты сам по себе или с кем-то?

Собеседник угрюмо пробурчал:

– Мы сами свои.

Понятно… я где-то так и предполагал. Забрав ношу у горца, я поставил пацана на землю и, ухватив за руку, продолжил допрос:

– И сколько вас в твоей ватаге?

– Не скажу!

Я удивился:

– Почему? Это что – военная тайна?

Мальчишка ненадолго задумался и упрямо тряхнул головой:

– Вы тогда облаву сделаете и всех нас посадите. Не скажу!

– Вот те нате! Зачем же вас сажать? – не сумев поймать его взгляд, я сдался: – Ладно, шкет, слушай сюда – ты знаешь, где находятся казармы таганрогского полка? Хорошо. Тогда, если решитесь, приходите вечером туда. Часовому скажешь, что к товарищу Чуру. Там вас помоют и покормят. Обещаю, что после кормежки силком держать никого не будут. Кто захочет сдохнуть под забором – скатертью дорога. А с остальными поговорим за дальнейшую жизнь.

После чего отпустил собеседника. Тот отпрыгнул, но видя, что гоняться за ним не собираются, остановился:

– Точно шамовку дадут?

– Точно. Каждому по миске каши. С салом. И по полкуска сахару с кипятком.

– И потом отпустят?

Я развел руками:

– Тебе же раз сказано было? Или ты еще и глухой?

Пацан независимо сплюнул и, уже уходя, бросил через плечо:

– Мы подумаем!

Глядя вслед беспризорнику, я подумал: правильно Жилин сделал, что не стал дожидаться, когда вот таких малолетних бродяг появятся миллионы. Уже сейчас ими плотно занимаются. Но все больше в столицах, а они ведь в холодное время на юг мигрируют. И в Ростове их чуть больше, чем до хрена, но Шамов (это тутошний главный чекист) что-то не особо чешется. Понятно – у него своих дел хватает. Только все равно надо будет к нему зайти и пообщаться на эту тему. Потому как, судя по воплю этого шкета «нас посадят», чекисты как-то неверно восприняли приказ о беспризорниках. Или они их для начала, в принципе, просто ловят, а потом начнут приюты создавать? Мне этот вопрос особо близок, так как сам детдомовский, и я отлично понимаю, что значит иметь место, куда можно вернуться и где тебя накормят и хоть как-то защитят. Поэтому обязательно поговорю с власть предержащими на эту тему. В общем, сделав отметку в памяти, двинул дальше. Дел еще было выше крыши.

А ближе к вечеру у нас была баня и всеобщее переодевание. Я временно добыл вошебойку на лошадиной тяге, так мы еще и белье все прожарили. Глядя на эту чудо-машину, подумал, что нам обязательно надо будет себе в личное пользование что-то подобное добыть. Только получше. У нас в Чечне были шикарные самоделки, гораздо легче и удобнее, чем вот эта. Так что сделаю чертежик и закажу несколько штук на батальон. Опять траты, но куда тут денешься – вещь по нынешним временам остро необходимая.

После бани у нас случилось короткое веселье, так как личный состав получил в свое распоряжение совершенно неведомый до сегодняшнего дня аксессуар – берет. С остальной робой все было понятно и никаких вопросов не вызывало. Но берет… Народ его задумчиво крутил в руках. Надевал на голову. Снимал. Оглядывался. Оценивал, как все это выглядит на башке товарища. Задумчиво чесал стриженый затылок. Но постепенно командиры взводов, заранее проинструктированные мною, навели порядок. Я же, глядя на все это и потираясь щекой о воротник новенького бушлата, лишь улыбался, испытывая почти забытое чувство комфорта.

Потом построили батальон, и комиссар толкнул речь. А когда личный состав отправился осваивать новую форму, ко мне прицепился Гришка. В залихватски сдвинутом берете и «афганке» он сильно напоминал моих армейских товарищей времен контрактной службы. Только вот маузер несколько выбивался из образа. Хотя, по слухам, зам начал тайную операцию по обмену своей эксклюзивной пушки на два «парабеллума». Но пока не сошлись в цене доплаты, так как домовитый Гриня, помимо пистолетов, возжелал стрясти с прижимистых станичников (с которыми познакомился на одном из митингов) еще и ручной пулемет. Пулемет был не рабочий, но казачков все равно душила жаба. Я сей негоции не препятствовал, так как ручник в подразделении был бы совсем не лишним. А починить его мы завсегда починим.

И вообще, как я понял, Трофимов беззастенчиво косплеил меня. Под звезду, на головном уборе, так же подкладку сделал. Китель подшил подворотничком. И брюки не в сапоги заправил, а выпустил штанины поверх голенищ. Вот и сейчас задумчиво оглядев командира, зам задал животрепещущий для него вопрос:

– Чур, а ты почему орден не носишь?

При этом он непроизвольно покосился на свой георгиевский крестик и на «Звезду» в большой красной розетке, которые прицепил прямо на бушлат. Я поднял брови:

– Что значит не ношу? Ношу!

– Где?!

Оттянув ворот бушлата, я продемонстрировал закрепленный за клапан нагрудного кармана орден.