Перезагрузка времени - Отто Шютт

– Виктор! ― гаркнула дикарка.

Он ответил ей через плечо что-то на своем. В ответ женщина окатила его мешаниной гортанных звуков, будто бранилась, но выглядела она доброжелательно.

– Если что-то понадобится, постучите и мы придем. Надеюсь, ваша подруга скоро появится.

– Юмису нам не подруга! ― осадил Ён, собирая на груди руки в тугой узел. ― Она предала нас всех.

Мальчишка смутился, а Ён, уловив слабину, надавил сильнее:

– Скоро сюда явится полиция, вас арестуют и ты больше не увидишь родных.

– М-мы п-плохого вам не сделаем, ― начал заикаться Вик. ― М-мы хорошие. В-вас обменяют на папу.

– Так вот в чем заключался ваш сговор с Юмису, ― хохотнул обидчик. ― Скажи взрослым, ― он уже обращался к напрягшейся женщине, ― чтобы нас отпустили! Организованное преступление приравнивается к экстремизму. Знаете, как за это наказывают?

Вода в бутылке задрожала, поднос опустился на пол.

– Нам не нужны ваши подачки, ― Ён оттолкнул угощения ногой. Бутылка опрокинулась, перевернув чашу; разлетевшиеся протеиновые шарики покатились по грязному полу.

Кристин метнулась с проворностью львицы, загородив собой сына. Длинный тесак выпрыгнул из-за спины, нацелившись бритвенным острием на пульсацию сонной артерии. Орудие она держала твердо. Скуластая физиономия, сморщившись, зашипела проклятиями. Ён и не думал причинять малолетке вред, отчего враждебная реакция огорошила.

Вик ползал и собирал разлетевшуюся еду, а женщина шипела невпопад. Собрав протеиновые комочки, мелкий выскользнул из насосной. За ним, пятясь, вышла и Кристин.

Лязг цепей окутал ручки захлопнувшейся двери.

– Убирайтесь отсюда! ― крикнул физик удаляющимся шагам.

Трэй, наблюдавший за разыгравшейся драмой, не проронил ни звука. Он не простит ему эту выходку.

– Бросили миску на пол. Держат нас, словно животных в клетке. Ты бы видел, как эта грубая девка таращилась. Чуть не перерезала мне глотку. Слабых они убивают. Трэй, соберись! Нас убьют ― одного из нас ― и сварят в общем котле, если дадим слабину. ― Оправдавшись за свои действия, он не получил желаемого облегчения. Напротив, было четкое понимание того, что наговорил лишнего. Ён и раньше осознавал, что коммуникативность не самая сильная его сторона, поэтому на научные конференции посылал кого-нибудь из младших сотрудников. Не только с людьми, но и с роботессой Мён он не находил общего языка. Что уж говорить о гомосапах, с которыми он и вовсе никогда не имел контактов. По этой причине он опирался на те единственные знания, что почерпнул из подготовительного материала охотничьего клуба. «Лучшая защита ― это нападение!» Но, похоже, рекомендация дала осечку.

– Я тебя понимаю, ― донесся холодный голос Трэя. Ён обрадовался, что с ним заговорили. ― Ты рассуждаешь как типичный гражданин Республики. Ненавидеть индивидов с архаичными биологическими потребностями считается нормой. Любого корейца стошнит от одного их вида. А я их жалею. Странно… ― он задумался. Начатая темя продолжения не получила, он заговорил о другом: ― Методом проб и ошибок их совершенствовала сама природа. Миллионы умирали от болезней, чтобы горстка выживших приобрела врожденный иммунитет. Тяжелые условия выковали их характер. А потом появляемся мы, их улучшенные копии, и присваиваем себе титул «венца творения». Да, наша программируемая структура ДНК уберегает нас от болезней, наномашины и имплантаты всячески улучшают нас, но становимся ли мы действительно лучше? Кто мы такие внутри?

– Любые знания можно залить в голову, ― напомнил хранитель времени. В его, трэевском воображении, идеализированный образ создателей лишен злопамятной агрессии и непроходимой тупости. Он не стал укорять тем, что Трэй необдуманно ставит знак равенства между проигравшими и победителями.

– Дело не в знаниях. В нас чего-то не хватает, какого-то сочетания чувств, мыслей, желаний… ― Трэю так и не удалось додумать концепцию ущербности гомо супериор, как в затхлое помещение ворвался бородач.

– Кто обител моего племянника? ― прошепелявил с порога.

– Я! ― вышел навстречу ученый-физик.

– Ты? ― Бандит собрал жилистый кулак и развернул корпус, готовясь заехать по лицу. Жажда мщения в нем так и закипала.

Ён ожидал избиения стойко. Дровосек смутился ― запугивание не произвело должного эффекта ― и переключился на Трэя.

– Фштафай, ― прогнусавил он, подходя к биоинженеру и поднимая его под руку. ― Пойтешь ша мной.

– Это я пнул поднос, ― вступился Ён. ― Я напугал мальчишку. Я! Трэй ни при чем.

Небрежно оттолкнув Ёна, он повел Трэя к выходу.

– Он на вашей стороне, накажите меня, ― взмолился Ён. Он кинулся за Трэем, когда лысый уже исчез в коридоре. Сунул ногу в закрывающийся проем. Дверь распахнулась вновь. Бородач схватил Ёна за лацкан пиджака, смяв его в набитом кулаке.

– Бабушка хочет поговорить. Вшдумаешь глупить, порву! ― по слогам прошамкал он.

Их отвели в знакомый коллектор, где вся община была в сборе. Вик, Кристин и старуха сидели на мешках вокруг сложенных ящиков, накрытых прохудившейся тряпкой. Грязную посуду убрали, комнату подчистили от хлама. Сергей разглядывал собственное отражение в осколке зеркала, нанося на лицо крем телесного цвета. Круги под глазами исчезли, мимические морщинки сгладились, кожа приобрела матовую смуглость. Пластифицированная маска скрыла темперамент, пыл, живучесть. Обычный человек не сразу догадается, что перед ним ― живорожденный падальщик.

Матриарх восседала во главе их импровизированного стола. Заиндевевшими зрачками прощупала вошедших и громко произнесла:

– Негоже гостям кушать отдельно. Мы люди простые, так что присаживайтесь, отобедайте с нами.

Мышь подтолкнул пленников к столу, на котором стояла знакомая миска с протеиновыми комочками. Кристин показала вошедшим место подле себя, оградив их таким образом от Анны Андреевны. Без дождевика и капюшона дикарка смотрелась опрятно, даже добрее. Жесткие волосы с ручейком седины стянуты в плотный моток на затылке, плечи укрывает кофта необычной плетеной фактуры, в которую она куталась от всепроникающей сырости. Мышь устроился напротив, рядом с Виком, держащим бабушку за одутловатые пальцы. Юнец открыто, без затаенной злобы после недавнего инцидента, с любопытством разглядывал узников. В мальчишеском воображении происходящее, должно быть, выглядело как жутко-захватывающее приключение.

Парень с труднопроизносимым именем после торопливой примерки выбрал приталенный плащ цвета проселочной пыли, висевший в обособленной нише, подальше от прочего тряпья. Опрятное облачение добавило ему роста и безликости. Бросив короткое: «Вечером вернусь», ― он скрылся из виду.

Кристин подобрала скатерть, из нутра приоткрытого ящика изъяла бутыль и разлила прозрачную жидкость по разнокалиберным кружкам и банкам; чашу с едой пустили по кругу, начав со старухи.