Отторжение - Элисабет Осбринк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двое полицейских, подписавших допрос, пришли к заключению, что перед ними заслуживающий уважения соискатель, его намерения чисты. Ни к какой тайной организации не принадлежит. Все приведенные факты проверены и подтверждены. Производит впечатление человека честного, уравновешенного, превосходно владеет английским, как письменным, так и разговорным.
Но это не все. Дальше следует протокол беседы с двумя знакомыми Видаля, врачом и бизнесменом, – что-то вроде поручительства. Оба подтверждают его лояльность и спокойный, доброжелательный характер.
Потребовалось еще три месяца. Именно три месяца понадобилось, чтобы взвесить все за и против и, наконец, удостоить Видаля Коэнку высокого звания гражданина Британского королевства. Последним шагом была присяга: перед лицом суда соискатель поклялся перед Богом, что будет сохранять лояльность и верность Его Величеству королю Георгу Пятому, его наследникам и преемникам. Таково требование закона.
К этому времени он жил и работал в Лондоне пятнадцать лет, обеспечивал и себя, и родителей, и младших. Руководил предприятием.
Интересно, устроили ли в семье праздник по случаю получения Видалем гражданства в этот день, 12 апреля 1927 года? Запеченные баклажаны, фисташки, свежие помидоры с базиликом, сыр, хлеб, вино? Наконец-то! Чувствовал ли он себя счастливым? Казалось ли, что жизнь стала более безопасной?
Вскоре после этого события тяжело заболел отец Видаля, Соломон. Члены семьи, сменяя друг друга, сидели у постели умирающего. Видаль отменил все деловые поездки. И где ему было забыться, отвлечься от горя предстоящей разлуки с любимым отцом? Может, только поэтому и состоялась встреча с бабушкой Ритой?
Скорее всего, так и было. Он зачем-то пошел на танцы, хотя терпеть не мог танцевать.
Она была ничем не похожа на женщин в его окружении. Кожа, как у белого персика, светлая и тугая… ярко-синие глаза напомнили ему небо в просветах апельсинового дерева. Он никогда не видел ее раньше, а теперь, подумать только, – тосковал уже после нескольких часов разлуки. Греческий персик, белый сифтили. Он мечтал о ее запахе, ее мягкости, он страстно мечтал ее раздеть – а когда представился случай, покраснел от неловкости. Ее волосы орехового цвета… даже локоны напоминали ему текстуру дерева – не любого, а именно орехового.
Наверное, он двинулся к ней без всякого намерения, не приняв никакого решения. Не похоже на рассудительного Видаля, но так случается. Пошел – и все. Инстинктивно. Неосознанный внутренний голос. Наверное, был перерыв, музыканты покинули свои места и пошли покурить. Душок пота и дешевых духов… так легко представить, даже почувствовать этот терпкий, вряд ли приятный, но почему-то волнующий запах. Запах похоти.
Девушки в очереди в туалет – попудриться, парни в фойе курят пересохшие сигареты (наверняка Видаль отметил скверное качество табака). И, как всегда на танцах, мужчин вдвое меньше. Девушки танцуют друг с другом и надеются, что в конце концов повезет.
А он… как он себя чувствовал в те дни, в дни смертельной болезни отца? Тоже надеялся на благополучный исход? Наверное, надеялся. Вряд ли Видаль в те годы мог позволить себе такую роскошь, как пессимизм.
Возможно, в душе его звучала совсем другая музыка, чем та, что играли наспех собранные музыканты. Возможно, в те не по чину долгие секунды, пока он пересекал танцплощадку, ему вспоминались другие аккорды, другая тональность, другие голоса.
…Ya la viste la morena, de vedre i de you yagi, ansina es la pera con el siftili…
Казалось, пол бесконечен, будто он попал на танцплощадку для великанов. Надо бы поторопиться – она как раз стоит одна, подругу пригласили на танец.
…Ты носишь желтое, как груша с зеленым листочком, ты носишь зеленое и розовое, как яблоко и персик, это ты, любимая…
Впрочем, ему не особенно нравились старые сефардские песни.
Но заметила ли она его, захочет ли с ним говорить, эта девушка с ореховыми волосами и ярко-голубыми глазами? La morena… šaftalu, şeftãli, siftili… трудно определить, что влекло его больше – спровоцированное ею этимологическое пиршество или белая, матовая и в самом деле персиковая кожа.
На него не похоже. Тридцатидевятилетний мужчина на танцплощадке – само по себе нелепость, но когда-то же надо меняться! А он хотел измениться, его тянуло к изменениям. Когда-то пережитые повороты судьбы медленно стерлись из памяти, хотелось новых. Как ее имя? Имени он еще не знал, но он уже говорил с ней так, будто его имя принадлежало ей, а ее – ему. Твоя кожа – как цветок шафрана, как еще не сорванный персик. Если ты хочешь меня, мы будем одно и у нас будут дети.
Это была она.
– Могу я обменяться с вами парой слов?
Имя его не удивило. Нет, конечно же, он не знал, как ее зовут. Откуда ему было знать? Но догадывался. Хотя… о чем он мог догадываться? Чушь какая… нет, должно быть, не чушь. О чем-то наверняка догадывался. Был уверен, что их имена, еще не произнесенные, еще не оформленные в звуки, подойдут друг другу, как кусочки пазла.
– Ваше имя… на нашем языке это “жемчужина”, – сказал он и добавил: – А мое обозначает “жизнь”.
Ее глаза искрились синевой, как озеро в солнечный день, – невозможно отвести взгляд.
– Но здесь, в Англии, его пишут неправильно. Правильно через “д”, а они все время пишут через “т”.
Зачем он это сказал? Скорее всего, ему был не знаком код английского ухаживания. Нельзя же начинать разговор с девушкой с такой ерунды… что?! И ваше тоже, только наоборот – вместо “т” пишут “д”?
Смеялись и он и она. И в самом деле смешно: одни и те же буквы! Виталь и Рида, а на самом деле Видаль и Рита.
Поменяемся?
Ничто так не сближает, как смех. Самый надежный и самый короткий мост к пониманию. Видаль, конечно, сразу понял: несколько фраз, которыми они обменялись, и особенно смех, связавший эти фразы, – поворотный пункт в его жизни. Ничего подобного он не планировал – но так уж вышло.
Возьмите мое “т”, отдайте мне ваше “д”, и, пока мы вместе, все ошибки мира будут исправлены.
Нет, так сказать он не решился. Слишком вычурно и пафосно. Вместо этих вертевшихся на языке слов он сказал вот что:
– Вы не хотите увидеться еще раз? Простите за прямоту, но я никогда не видел девушку красивее вас.
Рида и Виталь, посмеявшись, обменялись буквами, и последствия оказались важными для обоих: они стали улучшенной версией самих себя – во всем. Давать и брать, смотреть и зажмуриваться. Руки, ищущие обнаженную кожу под одеждой, – ничто так не опьяняет, как прикосновение к голой коже. Запах, упругая мягкость, вкус легкого пота на языке. Они обменялись буквами, представила Катрин. Неужели не все понимают: куда более интимное действо, чем обменяться кольцами! Кольцо можно надеть, снять, опять надеть, кольцо символизирует обещание, но обещания часто нарушаются. А буквы, взаимный дар, изменили не только звучание имен. Они вернули их к истокам, они и задуманы были такими: Рита и Видаль. Видаль и Рита. Они целиком зависят друг от друга. Все, что написано с ошибкой, должно быть исправлено, хаос должен обернуться порядком, пустоты заполнены, обрывки соединены в целое.