Последнее целование. Человек как традиция - Владимир Кутырев

Наконец, хотя по времени параллельно, они проникли в механизм самой жизни, способов ее воспроизводства и распространения. Они вторглись в ее святая святых – наследственность. Генетика, возникнув в начале XX века, несмотря на сопротивление классической био(зоо)логии, особенно отчаянному, как известно, в Советском Союзе неуклонно развивалась и пришла к прочтению генома человека, что открыло возможность воздействия на его индивидуальное и родовое состояние, после и вследствие чего начал создаваться инструментарий такого воздействия, генная инженерия и в целом биотехнология, разрабатываться методы изменения жизни, вмешательства в ее формы. Ящик Пандоры, приоткрытый, когда делались попытки евгенического воздействия на наследственность, потом, под влиянием опасных социальных тенденций, временно закрытый, с прочтением генома и развитием инфо-нано-биотехнологий, был открыт полностью. Проекты вмешательства в природу человека обсуждаются как желанная цель – любые, хотя обычно с дежурной оговоркой «о предосторожности». Евгеника теперь представляется их детством, а прежние социальные опасения отбрасываются один за другим как «предрассудки». Кто, например, не ценит эффективности генномодифицированных продуктов, держится за натуральные, боится за свое здоровье, смеет их критиковать, тот, по мнению их создателей и распространителей, реакционер, мракобес, живет в Средневековье. Призывы к совершенству превратились в призывы к усовершенствованию. Все громче и громче провозглашается мировоззрение, утверждающее, что сущий человек это не исключение из других форм бытия, и не уникальное явление на Земле, к тому же он плох, «не завершен», «неудача эволюции», его можно и надо улучшать. Деконструировать, реконструировать, конструировать. Вот последние донесения с фронтов прогресса: «С развитием конвергирующих (NBIC) технологий понятие Human Enhancement – улучшения природы человека технологическими средствами обретает в последнее время статус чуть ли не общепризнанного проекта. Об этом говорит недавно прошедшая международная конференция Общества Философии Техники (SPT 2009): «Конвергирующие технологии, изменяющие общества»[77]. Улучшать вплоть до замены постчеловеком, трансхьюманами, люденами и т. п. Уверяют, что в «расчеловечивании человека» нет ничего плохого, да, собственно говоря, в полной его замене чем-то другим, более удачным – тоже. На воспрос, в чем и насколько более он должен быть удачным, обычный ответ: отставьте свою философию, не мешайте прогрессу! Вышедший с такого рода предложениями из-за научных кулис на мировоззренческую авансцену трансгуманизм играет на ней все активнее, изощреннее и безумнее, ставя спектакли невиданного и еще недавно немыслимого содержания. Транс (через, сквозь, после) гуманизм. И не сквозь гуманизм как мировоззрение, а как мы вскользь уже отмечали, через гоманизм как жизнь родового человека. После Genus Homo. Пост(транс)человек. В его создании участвуют, ему аплодирует все больше «расчеловечивающихся» зрителей. В то время как залы гуманизма и антропологии пустеют…

Есть веские основания считать, что в русскоязычной литературе философская антропология достигла пика своего развития в работах И. Т. Фролова. В них же она начала внутренне разрушаться. Оценивая его деятельность в целом, для тех, кто помнит, или решается знать марксизм, работу Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» можно предложить парафраз: «И. Т. Фролов и конец классической философской антропологии». Общепризнана его роль в мировоззренческом преодолении наследия лысенкоизма и пропаганде генетики в Советском Союзе. Парадокс истории в том, что результаты этой борьбы оказались противоположны ее целям. И шла она в преврат(щен)ной форме. Пафос лысенкоизма вместе с соответствующей трактовкой марксизма состоял в раскрытии возможностей преобразования природы и человека, что коррелировало с задачами перевоспитания существующей и формирования новой социалистической личности. Для этого в своей сущности человек должен представляться существом социальным, лишенным каких-то неизменных наследственных признаков, какой-то «природы», на которой настаивала генетика. Сторонники генетики представали, таким образом, защитниками природного, консерваторами, а «социологизаторы» – новаторами и прогрессистами, его «улучшателями», опасными экспериментаторами и манипуляторами. Но это улучшение предполагалось в рамках «совершенствования», изменения духовных свойств личности, а телесно – ее акциденций. Евгеника ими от(по)рицалась, с ней они боролись. Генетика же, первоначально подчеркивая значение биологического в человеке, его родовую устойчивость, довольно быстро стала делать акцент на возможностях целенаправленного изменения этой природы, сначала по медицинским соображениям, а потом как «позитивная», на стадии биотехнологий, выступать с предложениями ее у-совершенствования. Вплоть до изменения атрибутивных качеств человека, самой его идентичности. Подобные тенденции, такая направленность воздействия на людей уже выходят за пределы традиционных религий и идеалов гуманизма, пусть «нового», «реального», который предлагал и разрабатывал И. Т. Фролов, считая, что «человек будущего – это целостная всесторонне развитая личность, воплощающая идеал его духовного и физического совершенства»[78]. В рамках традиционной, классической философской антропологии остаются и его известные, итоговые представления о перспективах человечества: «Приоритет человека и новый (реальный) гуманизм – так, я думаю, можно обозначить духовную парадигму, идеологию и политику XXI века»[79].

Увы, во все это теперь вряд ли кто верит. В последние годы было явственно видно, как он пытался защитить человека от тех достижений генетики, которые пропагандировал и защищал раньше, когда они еще не были превращены в технологии. Начал говорить не столько о возможностях, сколько об их опасности, призывал к сдержанности, уповая на мораль, на изменение этоса науки. Решался на повторение антисциентистского призыва «перестать размахивать флагом Галилея». Он не предполагал, что «век человека» так стремительно и агрессивно трансформируется в «век постчеловека». Настолько, что среди людей возникнут движения, прямо направленные на свое изменение вплоть до превращения в нечто иное – нелюдей. Развитие науки, особенно наглядно генетики, подтвердило трагическую диалектику истории поистине коварным образом, не исключая теоретическую, а во многом и жизненную судьбу самого автора книги «Генетика и диалектика».

В какое время мы живем! Практическое вытеснение человека из своего жизненного мира, его превращение из субъекта деятельности в фактор и агента подошло к порогу его ликвидации как уникальной формы жизни. Отказа от самого себя. Самоуничтожения. Этот процесс приобрел теоретически артикулированное выражение, своих носителей и адептов. Среди людей. Хотя, разумеется, непосредственно думать об отказе от себя и призывать к этому решаются не все, пока меньшинство. Его массовизация требует выработки специфической идеологии, соответствующего ложного сознания. Кроме ссылок на необходимость, неизбежность, обусловленность объективными законами развития, уповают на некое Благо, которое будет достигаться, или, что своей смертью человек послужит чему-то по отношению к нему высшему, конкретнее говоря, Высшему Разуму, что с точки зрения интересов дальнейшего прогресса тоже благо. Нельзя призывать людей к худшему! Это должно быть непременно лучшее в сравнении с бывшим и существующим, хотя бы таким бывшим или существующим являются сами люди.