Веер княгини Юсуповой - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С кем базарил? И не вздумай мне ваньку валять! Ты меня знаешь – у меня разговор короткий!
– Ах, это! – золотозубый осклабился. – Так земляка я встретил. Костромской он, как и я. Встретились, два слова сказали и разошлись.
– Земляка, значит? – недоверчиво переспросил матрос. – Ну, смотри у меня – если вздумаешь крысятничать, у меня разговор короткий… живо к Духонину в штаб определю!
– Что ты, братишка, – золотозубый ударил себя в грудь кулаком. – Никогда у меня такого не было, чтобы крысятничать!
– Смотри у меня! – матрос угрожающе скрипнул зубами.
Тем временем вся шайка уже подошла к «Вяземской лавре».
О близости этого особенного места говорил непередаваемый запах, от которого неподготовленный человек мог запросто упасть в обморок.
В середине девятнадцатого века князь Вяземский купил большой земельный участок между Сенной площадью и Фонтанкой, где выстроил несколько домов, которые сдавал арендаторам. Из своей недвижимости князь хотел выжать как можно больше денег и поэтому сдавал ее любому, лишь бы платили вовремя, руководствуясь известным изречением римского императора Веспасиана: «Деньги не пахнут».
Так появились тринадцать домов, разделенных темными закоулками и проходными дворами, где были дешевые трактиры и распивочные, ночлежные дома и «семейные бани» – то есть попросту бордели самого низкого пошиба. Соответственно, обитали здесь самые мрачные и опасные представители городского дна.
Весь этот квартал получил в народе ироническое название «Вяземская лавра», ведь лаврами на Руси называли мужские монастыри высшего разряда.
Полиция в «Вяземскую лавру» соваться не решалась, слишком это было опасно, поэтому здесь находили убежище беглые каторжники и самые опасные преступники. Для удобства и безопасности в «лавре» было много потайных ходов и тайных убежищ. Здесь же можно было сбыть краденое, обзавестись фальшивыми документами и самым настоящим оружием, которое сбывали за гроши солдаты-дезертиры или вороватые армейские интенданты.
Революция пока не коснулась «Вяземской лавры» и ее обитателей, которых большевики относили к пролетариату, и матрос Колодный со своей шайкой нашел там пристанище. Сюда-то он и направлялся после удачного визита в особняк князей Юсуповых.
Во главе своей разномастной шайки Колодный подошел к низенькой запертой двери и постучал в нее условным стуком.
Из-за двери тут же донесся сиплый недовольный голос:
– Кого там черти принесли? Я тебе постучу! Проходи, проходи, пока цел!
– Это я, Порфирьич! – проговорил матрос с неожиданным почтением. – Открой!
– Кто это – я? – с недоверием переспросили из-за двери.
– Я это, Колодный!
– Какой еще голодный? Я сам с утра не жрамши!
– Не голодный, а Колодный! Матрос с крейсера «Убедительный»…
– Ах, матрос! Так бы и говорил!
Дверь со скрипом отворилась, на пороге в облаке пара появился горбун с длинными, как у обезьяны, руками и с черным провалом на месте носа. Вместе с горбуном из двери вырвалось омерзительное зловоние.
Осмотрев пришельцев, привратник протянул матросу руку:
– Ты, братишка, порядки здешние знаешь!
– Как не знать! – Колодный положил в ладонь привратника несколько монет, которые тут же исчезли в его бездонном кармане, после чего горбун отступил, открывая пришельцам проход в темные закоулки «Вяземской лавры».
Матрос и его верные соратники проскользнули в дверь, которая за ними тут же закрылась, и в полной темноте зашагали хорошо известным путем.
Пройдя несколько метров по темному коридору, они оказались в большом и мрачном ночлежном доме. В длинном помещении с низким сводчатым потолком стояли в ряд несколько десятков кое-как сколоченных нар, на которых спали обитатели вяземского «монастыря». Старые и молодые, больные и увечные, они лежали тут вповалку. Огромная комната оглашалась разноголосым храпом и была наполнена чудовищными миазмами.
При появлении матроса и его спутников кто-то из постояльцев проснулся и испуганно поглядел на пришельцев, но тут же снова заснул или сделал вид, ибо в этом месте главным законом было – не лезь в чужие дела.
Пройдя через ночлежку, Колодный со своей бандой спустился на несколько ступеней, оказавшись в длинном подвальном коридоре, проходившем сквозь всю «лавру».
Пройдя по этому коридору, честна́я компания снова поднялась по скрипучей лестнице. Теперь они оказались в небольшой, жарко натопленной комнатке, где вдоль стен стояли деревянные лавки, а посредине – длинный дощатый стол.
– Ну что, братишечки! – проговорил матрос, потирая руки. – Здесь мы с вами хабар и поделим. А потом уж можете расходиться, кто куда пожелает.
– Не по-хрестьянски это! – проговорил вдруг золотозубый молодчик. – Нельзя так!
– О чем это ты? – нахмурился матрос. – Что значит – нельзя? Как я сказал, так и будет! А если кто недоволен, того сей же момент отправлю в штаб к Духонину!
– Что ты заладил свое – к Духонину, к Духонину… твоя воля, можешь меня кончить, а только у честных воров порядок завсегда один – удачное дело обмыть положено! Выпить, стало быть, за воровской фарт и за наш закон!
– Дело он говорит! – поддержали золотозубого остальные. – Обмыть это дело нужно!
– Ну, насчет этого спорить не буду, – смирился матрос. – Обмыть удачу – это никогда не вредно! Только где нам это самое взять, чем обмывают?
– Насчет этого, братишка, можешь не сомневаться! Уж чего-чего, а выпивку в «Вяземской лавре» раздобыть завсегда можно! Здесь с этим делом проблем нет!
Золотозубый подошел к печи и трижды постучал в чугунную заслонку. В ответ ему раздался такой же приглушенный стук. Золотозубый снова постучал – на этот раз дважды.
– Это с кем ты перестукиваешься? – удивленно проговорил матрос. – С домовым, что ли?
– С домовым! – усмехнулся золотозубый. – Ты его уже видел, здешнего домового!
И правда, через несколько минут дверь комнатки отворилась, и на пороге появился давешний горбун, вяземский привратник. Он вошел, бережно прижимая к себе огромную бутыль зеленоватого стекла, в которой плескалась мутная, белесая, маслянистая жидкость.
– Шампанское заказывали? – осклабился горбун, поставив свою ношу посреди стола.
– Вот это дело! – оживились ханурики, потянувшись к столу.
Даже матрос Колодный довольно заулыбался.
Горбун достал из карманов своей шинели несколько граненых стаканов и поставил их рядом с бутылью, затем привычным жестом протянул руку матросу. Тот без лишних споров положил в его ладонь деньги и начал разливать содержимое бутыли. Его соратники, отталкивая друг друга локтями, в секунду расхватали стаканы и без лишних разговоров опрокинули в свои луженые глотки.