Записки военного коменданта Берлина - Александр Котиков

Охота охотой, а дело делом. Вечером сидим в большом охотничьем холле, украшенном разного рода трофеями — головами зубастых кабанов, оленей с красивыми рогами, коз, фазанов. Я, между прочим, спрашиваю президента, как можно разрешить одну земельную трудность. Для удовлетворения перемещенных лиц недостает пяти тысяч гектар земли, не следует ли поискать их у нас в провинции?

— У нас, господин генерал, земли такой больше нет, а все, что было, разделили, все распределили.

В советскую зону перемещалось около 5 млн немцев. Многие из них по прибытии в нашу зону получали землю, сельскохозяйственный инвентарь, тягловую силу, скот, посевной материал и жилье за счет помещичьих строений. Какую-то часть перемещенных должна была приютить провинция Саксония-Анхальт.

— А что если посмотреть все лесные угодья с точки зрения их общественной и экономической пользы и малопродуктивные угодья свести и землю передать перемещенным лицам?

Гюбенер, выставив на меня свои маленькие глаза, показавшиеся мне в то время колючими, довольно громко и безапелляционно в выражении, не допускающем никакой дискуссии по данному вопросу, сказал мне:

— Это, конечно, можно, но только перейдя через мой труп.

Я понял, что от него добиться такой уступки невозможно, но сделал смущенное лицо и про себя сказал:

— Но почему же? Вы же своим сородичам помогаете?

Чтобы смягчить тон, президент пояснил свою мысль в более мягких выражениях.

— Поймите меня правильно, и не думайте, что я сварливый старик. Я прекрасно понимаю, что перемещенным надо помочь, но надо помочь каким-то иным способом. Лес — это наше бесценное богатство. В нашей провинции под лесом занято 37 процентов всей земельной площади. Не будь этого, мы давно бы перемерли все как один. Лес — это наша фабрика кислорода, и мы бережем его. Что бы мы делали без этой фабрики? Это не только фабрика кислорода, но и могучее средство от эрозии почвы. Не будь леса, нас давно задавили бы дюны, наша страна стала бы пустыней, покорная всем ветрам.

Вы, господин генерал, все время подчеркиваете, что мы хозяева своей судьбы. Спасибо вам за такое признание. Как видите, мы, как хозяева своей судьбы, кое-что делаем и свою фабрику кислорода бережем.

Егерь, сидевший рядом, безмерно рад был такому ответу своего президента и товарища.

— Тогда вам придется объяснять перемещенным лицам ваше решение. Они не поймут, если вы скажете, что не можете принять их.

— Пускай пошлют их в провинцию Мекленбург, там земли больше, и она там пустует.

Продолжать беседу на эту тему было бесполезно. Но битва по устранению прусского помещика из жизни Саксонии-Анхальт была в принципе закончена победой демократии. Вернулись в Галле. Там ждали вести о реакции на земельную реформу. Недоброжелатели из Гамбурга, Ганновера, Нюрнберга, из стран Западной Европы в основном отстаивали тему о земельной реформе под дулом пистолета, и более всего стали делать упор на крестьянина, грозили ему всеми страхами ада, уговаривая не брать землю, пока не поздно. А крестьянин? Он везде любит землю, он начал возделывать ее с любовью, достойной подражания.

Нет ничего более ответственного, как исключение влияния нацистского мировоззрения на детей и молодежь, исключение из всей системы идеологического влияния на население фашистской идеологии. Школа была наиболее всего заражена и нацистскими кадрами, которые распространяли бредовые идеи национального превосходства великой Германии над всеми народами мира. В школе вдалбливались идеи «избранных», миф о «мировом господстве». В школах готовились солдаты-головорезы, сжигавшие целые города и превращавшие целые государства в пустыни, в выжженные земли.

Если только подумать и представить себе объем задач «денацификации школы», то это не только чистка педагогических кадров, но и изъятие программ, перестройка всей системы преподавания, словом, постановка школы на службу воспитания марксистского мировоззрения. Надо было перестроить всю учебную литературу по всем предметам и годам обучения. Это стоило колоссального напряжения и немецких марксистов педагогов, и особенно всей советской педагогической школы. В результате немецкая новая школа начала работать в 1945 году.

Мало было выставить за дверь фашистского преподавателя, надо было найти замену, соответствующую принципиально новым требованиям, которые поставлены перед новой немецкой школой. Немецкие товарищи правильно поступили, что собрали всех коммунистов и социал-демократов, сидевших в концлагерях с образованием, организовали для них ускоренные педагогические курсы и поставили преподавателями в школах. Точно так же отобрали развитых инженеров, которые по ряду причин не могли найти работу, и также использовали преподавателями. Так справились с педагогическим составом. Кроме того, и в самих школах были все-таки прогрессивные педагоги. Из школ изгонялись не все педагогические кадры. Немецкие органы народного образования блестяще справились с поставленной перед ними задачей.

Все эти годы, после войны, я внимательно присматривался к развитию молодежи ГДР, к детишкам, взрослым ученикам, к студентам высших школ там, в ГДР, и к тем, которые учатся у нас, в СССР, бывал на молодежных технических выставках, беседовал с немецкими комсомольцами. Всюду отмечается глубокое стремление молодежи к знаниям, к культуре, к обогащению себя всем тем, чего достигло в наше время человечество. В ГДР растет надежная смена молодых строителей развитого социалистического общества. Вот что значит по-ленински, решительно порвать все нити, связывающие систему воспитания молодого поколения с прошлым смердящим идеологическим хламом.

Один очень примечательный пример. В тот самый период, когда в Советской зоне оккупации проходила идеологическая ломка основ воспитания молодого поколения, в английском секторе оккупации тоже начали работать школы. Чему же там учили? Под крылом английских оккупационных властей в школах Шпандау учителя преподавали все то, что преподавали в нацистский период, — национализм, национальное превосходство германской нации над всеми другими народами, травлю инакомыслящих и изгнание их из школ под тем предлогом, что такие ученики не соответствуют тем требованиям, которые предъявляются студентам в берлинских университетах, что они не могут быть верноподданными студентами.

Все те, кто не приемлет идеологической и педагогической сути преобразования в школах демократической Германии, они своевременно смывались. Германия в те тяжелые для народа годы уже достаточно поляризовалась. В Советской оккупационной зоне оставались все те, кому по душе перемены, проводимые в области социальных отношений, экономики и идеологии. Все другие не задерживались и уходили туда, где они со своими взглядами будут нужнее. Это были то ли западные зоны Германии, то ли западные секторы Берлина.

Все немцы, котрые прямо или косвенно были связаны с машиной по оболваниванию немецкого народа, все они удирали на Запад или в Западный Берлин. Попав в пределы распространения власти западных оккупационных властей, они автоматически становились под защиту этих властей и оставались, по сути дела, безнаказанными. Так удрал обер-бургомистр Галле профессор Лизер, так улизнул президент округа Магдебург д-р Беер и крупный банковский деятель д-р Штааль. Да мало ли их было. Тогда была пора социальной и политической дифференциации, которая ускорялась близостью социально-политических полюсов в оккупированной Германии.