Записки военного коменданта Берлина - Александр Котиков

Именно поэтому рабочему классу, поднявшему руку на устои капитализма, нужно необыкновенное сплочение своих сил, своих рабочих организаций.

Все это говорил Гроттеволь.

— Но, — заметил он, — нельзя рубить сплеча. К цели следует идти осторожно. В ходе объединения мы будем убеждать и, конечно, будем учитывать тех, кто убеждению не поддается.

Наблюдая тогда за Гроттеволем, я видел, как искренне переживал он, когда кто-либо сопротивлялся объединению. И как жалел, даже страдал, когда кто-либо стоял упорно на старых антикоммунистических позициях.

— Мы, немцы, — говорил он, — вроде бы одинаково пережили пору фашистского безвременья. Казалось бы, и одинаковые выводы должны были сделать из того урока, преподанного историей немцам. Ан вот поди ж, одни судят так, другие иначе, и фактически сделали разные выводы из одного и того же урока.

Как стремительно бежали дни, бежали безвозвратно. Многие и без пользы для дела. А практические вопросы налезали один на другой. Их встала и скопилась целая армада. Эту стремительность чувствовали наши верные друзья-коммунисты, как и мы, действовавшие с ними в одной упряжке. Мешала наша неповоротливость, порой безразличное отношение к делу, непонимание смысла происходящих событий. Хотелось сделать много больше… Уже тогда, в 1945 году, все происходящее в мире говорило о том, что наши старые враги начинают напирать на нас со все возрастающей силой. Конечно, каждый из нас, советских и немецких коммунистов, сознавал, что дело, которое начато после войны, составит целую историческую эпоху, и ни одна из борющихся сторон не уступит ни одной пяди без боя. Конечно, истории присущи обходные маневры, и… но тогда победит тот, кто хорошо предвидел, а для предвидения враги коммунизма всегда были слабы. Ленин говорил когда-то, что враг, идущий к гибели, не способен ни предвидеть, ни планировать. Он спешит, шарахается в стороны, делает одну ошибку за другой и проигрывает.

Положение рабочего класса провинции оставалось тяжелым. Единственный класс в обществе, который после войны остался безработным. Заводы были разрушены, нужного сырья не было. Восстанавливать заводы нечем, и сырья для них достать невозможно. Работали заводы «Брабаг», исходным сырьем для них был бурый уголь, которого в провинции было в избытке. Гибрация бурых углей давала бензин. Понемногу работали заводы, исходным материалом для которых была каустическая сода. Замерли машиностроительные заводы в Магдебурге. Они лежали в руинах. Стояли разрушенными заводы в Биттерфельде. Не вращались печи цементных заводов, с трудом работала фабрика «Агфа» в Вольфене. Теплилась надежда на восстановление добывающей и обрабатывающей промышленности в Мансфельде горном. Работали кустарные предприятия. Рабочие теряли профессиональные навыки. Кругом работы было очень много, а делать нечего.

Спустя десяток лет, после 1950 года, один мансфельдский рабочий прислал мне письмо с воспоминанием, как в Мансфельде горном я рекомендовал рабочим начать производство сельскохозяйственных орудий в связи с возросшей потребностью после земельной реформы. И тогда действительно начаты были такие работы во многих городах провинции. Но это не было выходом из положения. Примерно 80 процентов рабочих были без работы. Встал вопрос: что делать?

Областной комитет компартии и СВА провинции искали выход, подсчитывали, что мы имеем, на что способны, что нам теперь крайне необходимо делать для налаживания провинциального хозяйства, удовлетворения потребительского рынка. На выяснение было мобилизовано все, чем мы располагали: аппарат СВА провинции, комендатуры. Мы договорились с Бернгардом Кенненом, что обком использует все возможное, чтобы общими силами сделать максимум осуществимого в этом направлении. В это время шли работы по демонтажу некоторых предприятий, которые в ближайшее время не могут быть использованы с пользой. На демонтаже было занято некоторое количество рабочих, но это маленькая толика.

Я внимательно изучал на месте заводы «Брабаг», комбинат «Лейнаверк», «Бунаверк» в Шкопау, «Агфа» в Дессау, цементный завод в Вольфене, завод взрывчатых веществ недалеко от Виттенберга, комбинат в Биттерфельде и небольшой заводик там же по производству искусственных алмазов. Исколесил Мансфельд горный. Беседовал с инженерами, рабочими. Что бросалось в глаза. У разрушенных заводов снуют рабочие без дела, так просто, по привычке приходить на завод. Другие работали вполумеру, третьи были разрушены. И около них вышагивали рабочие, по своей инициативе выясняя, что можно предпринять, чтобы пустить завод, как заставить жить предприятие, которое кормило рабочего всю его жизнь. У кого из рабочих не спросишь, почти все они со стажем 15–20 лет, а то и больше.

Завод «Бунаверк» на ходу, небольшой ремонт и обновление деталей машин, и можно начать производство каучука. Но завод стоит. Мы осмотрели завод по его технологической цепочке, начиная от бункеров и конвейеров подачи каменного угля, который доставлялся из Верхней Силезии, из Польши, а теперь угля нет. Вторым исходным сырьем являлась известь, ее можно получить в провинции. Третье исходное — обыкновенная вода и четвертое — электричество. Его-то и нет. Завод стоит, но готов давать приличный искусственный каучук и снабжать окрестные химические предприятия лактаном.

Глава нашей экономической мысли Меджидов, заместитель по экономическим вопросам, собрал возможный материал, и мы замахнулись на организацию выставки. Чтобы не забыть. Когда мы изучали завод взрывчатых материалов, наткнулись на одну находку, на которую натолкнул нас один коммунист с этого завода. Там обнаружено на середине очень большого двора захоронение какой-то свинцовой емкости. Мы не были подготовлены к такой неожиданной и, как говорили, опасной встрече. Но в емкости помещался карбонад-рубидий. Мы сообщили А. И. Серову. В тот же день этот груз самолетом был доставлен в Советский Союз.

Наши поиски и поиски областного комитета компартии дали довольно широкое представление о возможностях провинциальной промышленности.

Совершенно неожиданно приехал Вильгельм Пик. Я особенно был рад этой встрече. Старики-коммунисты часто видали Пика, когда он работал в Коммунистическом интернационале, в Москве. Но близко и по делу довелось встретиться второй раз.

Первый раз — в г. Куйбышеве, я писал об этом выше. Второй раз — теперь. Встретились мы как фронтовые друзья, как представители двух поколений коммунистов. Была довольно теплая осень. Пик приехал на квартиру. С ним был его переводчик Лота Ульбрихт. Вильгельм Пик интересовался всем. Политической обстановкой в провинции, положением на демокрационой линии, положением населения, настроениями немцев, хозяйственными вопросами. И когда коснулись экономического положения, я рассказал ему о положении рабочих, о том, что обком компартии и мы с ними изучаем сейчас вопрос о наших экономических возможностях, о том, что мы можем оживить в производстве для целей удовлетворения потребительского рынка. С завода «Бунаверк» я привез показать товарищам и показал Пику одежную щетку этого завода. Повертев в руках эту щетку, он посоветовал нам поскорее начать работы по открытию промышленной выставки, которую мы собирались сделать, но и сомневались. Пик нас поддержал.