Петух в вине, или Гастрономические воспоминания дипломата - Юрий Котов

Мне доводилось проводить с послом много не только служебного времени, но и досуга. Георгий Арташесович был прекрасный рассказчик. Из числа услышанного от него запомнилась, в частности, история о том, как он в свою бытность одним из руководителей республики боролся с пьянством на Ереванском коньячном заводе. Точнее даже не с пьянством, а скорее с «вредительством».

Тамошние работники имели пагубную привычку довольно регулярно «пробовать» производимую ими продукцию. Причем непосредственно из бочек, в которых выдерживались коньячные спирты. Не столько выпивали, сокрушался посол, сколько портили. И проливалось много, и попадавший в бочки воздух препятствовал естественному процессу старения.

Никакие карательные меры не помогали. Да и охрану у каждой бочки не выставишь. И тогда Тер решился на смелый шаг. По его распоряжению в зале перед выходом установили пару бочечек хорошего коньяка. Рядом рюмочки и даже кое-какая легкая закусочка. Закончил смену – имеешь право слегка «отметиться» на законных основаниях. Потери коньячных спиртов после этого значительно сократились.

Недавно мы обсуждали эту историю с моим давним другом А. М. Дрюковым, бывшим последние несколько лет нашим послом в Армении. Сейчас на Ереванском коньячном заводе заправляют французы. Порядки там, естественно, другие. Привнесли они и свою технологию изготовления этого напитка. Возможно, теперь армянские коньяки больше соответствуют французским стандартам. Но свою изюминку они потеряли.

Мы, в частности, отведали из двух разных бутылок одну и ту же марку «Наири». В одной – шикарно оформленной, уложенной в красивую фирменную тубу – был нынешний коньяк. В другой простенькой – до боли знакомой с советских времен – прежнего производства. На наш взгляд, его поддержали и присоединившиеся к дегустации жены, тот старый был лучше.

Может быть, это лишь ностальгия о минувшем? Не знаю. Мы, во всяком случае, в своем мнении были искренни и единодушны.

В предыдущей главе о коньяке уже упоминалось о так называемой «eau-de-vie» – «воде жизни». По-русски это слово произносится как «о-де-ви». Кстати, из подобного французского словосочетания «о-де-Колонь» (вода из Кельна) мы заимствовали наш одеколон. У нас, как известно, случается, что и его тоже пьют, но сейчас речь пойдет все-таки не о нем, а о некоторых других разновидностях этой крепкой и ароматной «водички».

В широком понимании во французском толковании к этому понятию можно отнести любой спиртной напиток, получаемый путем дистилляции. Однако большинство из них имеют свои собственные национальные названия, которые одинаково звучат на всех языках: будь то виски, джин, ром или водка. Да и в самой Франции в наше время к «о-де-ви» в основном относят лишь отдельные крепкие напитки из ягод или фруктов. Они тоже, как правило, гордо носят свои «родовые» имена, например, кальвадос. С него мы и начнем наше повествование.

Не помню точно, где мне впервые встретилось упоминание об этом дотоле неизвестном французском напитке. Если не изменяет память, скорее всего в «Триумфальной арке» или в «Трех товарищах» Э. М. Ремарка. В конце пятидесятых годов эти романы имели огромный успех среди московской молодежи. Выходили они небольшими тиражами, однако мне посчастливилось почти сразу стать их обладателем. Все мои друзья и знакомые выстроились в долгую очередь, чтобы заполучить на короткое время заветные экземпляры. Сам же я имел возможность проштудировать эти книги без спешки, тщательно разбираясь в новых для меня нюансах из той неведанной «заграничной» жизни.

Позднее загадочное словечко «кальвадос» попадалось мне неоднократно и в других литературных произведениях. Поэтому вполне объяснимо, что по приезде в Дагомею я постарался при первой возможности обзавестись бутылочкой этого напитка. Открыл, попробовал… И был глубоко разочарован. Еще одной юношеской иллюзией стало меньше – пить, конечно, можно, но без особых восторгов. На длительный период о кальвадосе было забыто. А точнее – до командировки во Францию.

В Париже по окончании рабочего дня в посольстве, как правило это случалось достаточно поздно, мы с приятелями частенько выходили на прогулку по близлежащим улочкам. На каждом шагу там тесно расположены многочисленные ресторанчики и уютные кафеюшки. Соблазны были велики, но особо «шиковать» не позволяли наши скудные финансовые возможности. Мы могли побаловать себя лишь «половинкой» (бокал в 250 граммов) бочкового пива или «баллоном» (круглая рюмка граммов на 60–70) дешевого красного вина.

Иногда, правда, коллеги, уже опытные парижане, предлагали взять маленькую рюмочку кальвадоса – «пти кальва». Поначалу я соглашался не слишком охотно. Но затем попривык, как говорится, втянулся и постепенно смог прочувствовать скромное обаяние этого напитка. Начал разбираться в его различных вкусовых оттенках – теперь уже понимал, что один кальвадос может сильно отличаться от другого.

Чаще всего пили мы, разумеется, самые ординарные и недорогие его сорта – крепостью в 40 градусов. Рюмочка с «кальвой» (сокращенное обиходное название) обычно ставится на блюдце, на котором лежит кусочек сахара. Мне объяснили, как им следует пользоваться: отпиваете маленький глоточек, сахар обмакиваете в рюмку и сразу же высасываете из него теперь уже сладенькую капельку кальвадоса в качестве «закуски» к нему же. Вся эта нехитрая операция с известной долей юмора называется «делать грязного поросенка». Разумеется, из сахарка, а не из потребителя напитка.

Как-то недавно в Москве приятели по случаю юбилея пригласили нас с женой в дорогой ресторан с французской кухней. Когда настало время подавать кофе, подошел важный сомелье (мэтр по винам и напиткам), чтобы принять заказ на дижестив. Я поинтересовался, есть ли у них кальвадос. Конечно, был гордый ответ. Принесли два бокала искомого напитка. И тут я задал вопрос, который поверг сомелье в шок:

– Простите, пожалуйста, а не найдется ли у вас пары кусочков сахара?

После довольно долгих поисков принесли тростниковый сахар – коричневатого цвета. Пришлось объяснять, что как «закуска» к кальвадосу он может сгодиться. Но вот «грязного поросенка» из него не сделаешь – он таковым является уже по своему изначальному происхождению.

Читая как-то в ту парижскую пору очередной детективный роман на французском языке, кажется, Ж. Сименона, встретил выражение: «faire un trou normand» – «сделать нормандскую дырку». По тексту повествования было понятно, как говорится, «нутром» почувствовал, что речь идет о доброй выпивке. Однако все же не совсем ясно – о какой именно. Потом где-то еще раз мне попадается все та же фраза. Полазал по словарям, но что конкретно под этой «дыркой» подразумевается, так и не нашел. Пришлось при случае спросить у одного знакомого француза. Тот оказался человеком сведущим и рассказал такую историю или легенду.

Дегустируем кальвадос в Нормандии с Н. Н. Афанасьевским.