Перст судьбы - Марианна Владимировна Алферова

остановился перекусить в таверне и дать передохнуть Красавчику. Миракля я оставил сторожить скакуна, показывать его людям пока не стоило.

– Магик всегда одинок, – сказала хозяйка, ставя передо мной миску густой похлебки со свиными ребрышками.

– У меня всё было – семья, братья, любимая. Но я всё утратил.

– Почему? – Хозяйка уселась за мой стол напротив, подперла румяную щеку красной огрубевшей рукой. Она чем-то походила на Марту. Помнится, Марта говорила, что у нее есть дочь и она держит придорожную таверну в Гарме. Может, это она?

– Почему – что?

– Почему утратил?

– Я платил за всё слишком высокую цену.

– Тебе только кажется, что цена высока. Лурсы говорят, что свобода – это самовластная Судьба. У тебя своя Судьба. Разве этого мало?

Ловушка

Пролог

Сегодня сорок восьмой день. Нет, этого просто не может быть! Почему не может? Вполне даже может. Всего лишь сорок восьмой день. Виолетта, или малышка Ви, как ее все называли, беспутница Ви, безобразница Ви, продержалась пятьдесят девять. Так, во всяком случае, утверждает Ирма. Меня однажды водили в черную комнату в те дни. Помню, как я подошла к прозрачной стене, увидела за стеклом каменную кладку, влажно блестевшую в свете желтого фонаря, грязный пол, в углу серый драный мешок, из него во все стороны торчали лохмотья. Я постояла у стеклянной стены совсем недолго, даже толком оглядеться не успела, потом отец приказал: «Кто-нибудь, заберите Аду». Я ничего не чувствовала тогда – ни страха, ни жалости, разве что любопытство. Арабелла взяла меня за руку и вывела из комнаты. Только спустя два или три года я поняла, что безобразный мешок на грязном полу – это и была Виолетта. Красавица Ви, чернобровая, двадцатилетняя хохотушка, которая обожала узкие юбки из зеленого драпа и накидки, подбитые горностаем. Ей по статусу не полагалось носить дорогие меха, но она с очаровательной наглостью сообщала всем, что это крашеный баран.

Какой по счету это был ее день в «Колодце стонов», когда меня привели посмотреть на Виолетту? Двадцатый? Тридцатый? Сороковой? Виолетту в ее последний, пятьдесят девятый, день видел Франческо.

Когда я вчера напомнила об этом брату, он засмеялся, по-шутовски выпучил глаза и сказал:

– Она и теперь бродит по замку. Разве не знаешь? На ней фиолетовый балахон и в руках огоньки. От нее во-о-няет могилой! У-у! – Он поднял руки, изображая привидение. Длинные рукава, отороченные горностаем, взметнулись.

Франческо носит горностай, ведь он сын короля и наследник. И Гвидо положен драгоценный мех. А мне можно? Или нельзя? Я спрашивала у Арабеллы, она не знает. Или не хочет сказать. Все платья мне шьют из унылой коричневой тафты.

Сорок семь дней и сорок семь ночей. Значит, осталось еще одиннадцать или двенадцать дней. А вдруг больше? Нет, я не выдержу, не смогу. Я все время о нем думаю. Эта мысль гвоздем вбита в мой череп. Мне кажется, еще чуть-чуть и я нащупаю языком кончик этого гвоздя, пробившего нёбо. Нёбо или небо? Я все время путаю слова.

Если бы найти яд! Такой, что убивает мгновенно и без мучений.

Но кто мне даст яд? Никто. И яд не поможет, в колодец можно только упасть, бросить туда ничего не получится.

Смерть в ловушке должна быть мучительной. Милость не положена никому.

Глава 1. Красные дорожки нашего замка

А ведь я так мечтала о карнавале! Когда нашла ключ на полу, в тот же миг и решила: теперь-то мне повезло! Недаром столько дней я молилась в часовне святому Иоанну, покровителю нашего города, чтобы меня выпустили в праздничную ночь из дворца.

Помню, вечером, прежде, чем выйти из комнаты, раз пять или шесть поправила перед зеркалом капюшон. Он и так был надвинут ниже некуда, ничего нельзя было разглядеть из-под серого драпа, но все равно я упрямо тянула кромку к самому носу: вдруг узнают, остановят, донесут! Хотя, с другой стороны, чего я боюсь? Еще с утра Мастер ключей Пьер велел расстелить красные ковровые дорожки от запретного поворота на первом этаже до «калитки карнавала». Решетка в главном коридоре поднята. Для всех, у кого есть ключи, путь свободен. Это единственный вечер и единственная ночь, когда из дворца можно выйти через главный вход, получивший странное прозвание «калитка карнавала». Во все остальные дни эта дверь закрыта и решетка опущена.

Ключ у меня есть, но мне его никто не давал, я его украла.

Ну, не совсем украла. Я его нашла. За два дня до начала карнавала, ночью или, вернее, ранним утром, меня разбудил истошный вопль. Он рассек сон и перешел в явь – я открыла глаза, когда крик все еще звучал. Потом послышались торопливые шаги в коридоре, дверь рванули.

Я сжалась в комок, потянула на себя одеяло, но накрыться с головой не успела: рядом с кроватью возникла Ирма.

В руке у нее был желтый фонарь, а лицо… Такого лица я у нее никогда не видела прежде – оно походило на белую маску.

«Может быть, она обсыпалась мукой, готовясь к карнавалу?» – подумала я.

– Ты что-нибудь слышала? – спросила Ирма, клацая зубами.

– К-крик.

– Идем! – Она ухватила меня за руку.

– Куда? – Я вцепилась в матрас и едва не стащила его с кровати вслед за собой.

– Идем. Надо проверить решетку.

– К-какую решетку? Зачем? М-мастер ключей еще не открывал. Только завтра…

– Идем! – Ирма все же стащила меня на пол и буквально поволокла за собой в коридор.

Я не успела надеть домашние туфли и шлепала по полу босиком. Только сейчас я поняла, что ковровые дорожки не спасают от холода каменного пола, у меня застыли не только ступни, но даже колени. Дверь в мою комнату – рядом с дверью в библиотеку. Следом – дверь в комнату Арабеллы, напротив – Ирмы.

Возле двери в библиотеку горел желтый фонарь. Даже ночью туда можно войти, если магистр не запер дверь. Я иногда проскальзываю в библиотеку, когда все ложатся спать, выбираю книгу, ставлю на стол фонарь и читаю до самого рассвета. Рядом с библиотекой есть лестница, ведущая на смотровую площадку Восточной башни, туда вход всегда открыт, но подниматься ночью наверх обитатели замка боятся. Я думала, Ирма хочет зачем-то взобраться на башню, может, подать сигнал кому-то в городе фонарем (красотка Ви, говорят, так поступала), но страшится это делать в одиночку. Но она развернула меня в другую сторону. Мы двинулись по коридору. Еще один фонарь горел