Перст судьбы - Марианна Владимировна Алферова

темной тафты с простым белым отложным воротником. Такие платья носят жены мастеровых и служанки. Волосы гладко зачесаны и собраны на затылке. В лице ни кровинки. Бледные губы плотно сомкнуты. Она смотрела на меня и слегка покачивалась, будто неведомая сила пыталась сбить ее с ног.

– Ты хочешь уехать? – Я почему-то улыбнулся.

Я подумал, что она умна и рациональна и может меня простить из самого обычного эгоистичного расчета. Она может оценить, как тяжко мне было сделать выбор. За себя. И за нее. В этом была какая-то мелкая жалкая надежда. Но мне сейчас и ее бы хватило. Я сморщился от боли. Голова была как чугунный шар.

– Я был пьян. Но я попробую встать… Мы можем поговорить. Да, поговорить. Лара… Я всю жизнь люблю тебя. Всю жизнь, с самого детства…

– Прощай.

Она наклонилась ко мне, положив левую руку мне на грудь, и на миг показалось, что она хочет меня поцеловать. Я потянулся к ней в ответ губами, но передумал – в комнате стоял устойчивый запах перегара.

– Потом, поцелуи потом, – прошептал я и прикрыл глаза. Меня мутило.

– Прощай… – повторила она – и я ощутил удар меж ребрами.

Почему-то без боли.

В следующий миг Лары не было в комнате. Я слышал, как осенней листвой по полу прошуршало ее платье, ее шаги раздались и смолкли, пахнуло сквозняком, хлопнула дверь.

А потом боль вспухла в боку. Я не сразу нащупал рукоять кинжала – клинок его был утоплен у меня меж ребрами до самой гарды. Я не сомневался, что клинок пробил легкое. Если я извлеку кинжал, то захлебнусь кровью и не смогу дышать. Я медленно сполз на пол, стянул за собою простыню и прижал ее к ране поверх кинжала, потом медленно, ползком, добрался до сундука – никогда не думал, что так трудно будет откинуть крышку. Но я смог. С третьей попытки я нащупал заветную шкатулку из орехового дерева, поставил рядом с собой на пол, потом отнял ладонь от раны. У меня было несколько мгновений, чтобы натянуть кожу мертвых рук на свои бессильные ладони. Магии в мертвой коже оставалось уже немного, но мне хватило, чтобы закрыть рану после того, как я выдернул кинжал. Потом я отшвырнул «перчатки» в сторону. Даже если кто-нибудь их найдет, то ни за что не поймет, что это такое – они истлели у меня на руках, после того как я истратил их силу без остатка.

Так же ползком, весь в крови, я добрался до своей постели и успел дернуть звонок, прежде чем потерял сознание.

Глава 23. Ниен, мой Ниен…

Все оказалось в итоге не так страшно, как виделось королю Эддару. Стороживший нашу гавань флот попытался напасть на порт, но баллисты Механического Мастера с берега обстреляли корабли горящими снарядами, и пираты отступили. Наутро они ушли в поисках более легкой добычи. А в порт стали заходить торговцы, закипела работа в доках, а еще несколько дней спустя прибыл первый караван с запада – вассалы, сидевшие в своих манорах в ожидании, чья возьмет, торопились принести отцу клятву верности. А потом из Виана в порт привезли бочки с вином.

Эдуард был весь в трудах: он проверял, как завозится зерно в хранилища, встречался с капитанами коллегий в ратуше Ниена, принимал послов короля-капитана Гармы, встречал посла Флореллы. Из-за вала короля Бруно приехали лурсы – разбирать завалы на Гадючьем перевале и строить новые кастеллы.

Гиер, наследовавший отцу, прислал нам делегацию из своих черных ворон с требованием дать вассальную клятву. Эдуард разорвал его послание, а я сжег – серебряные перчатки наконец открыли путь моему Дару, хотя пока на треть против прежнего. Но эффектно сжечь послание я все же сумел. Как мало! За все наши муки, за смерти и смерти, за нашего Лиама, за моего нерожденного сына – всего лишь одно сожженное письмо.

Зимой в Ниен съехались десятки стихопевцев – наперебой они славили Эддара Великого за победу над драконом. Так что в итоге слава обошла Крона стороной и вся без остатка досталась нашему отцу. Нельзя признать, что победа одержана с помощью черной магии. Гораздо приятнее думать, что ядовитую голову дракона снесла сверкающая светлейшая сталь.

Эпилог

Весной я покинул Ниен. Красавчик, оправившийся от ран, откормленный и раздобревший, неторопливо шагал по дороге. Мой пес Руж трусил следом. Руки мои, покрытые перчатками из серебряной проволоки, горели от струящейся магии. Поверх я надел перчатки из черной кожи, чтобы никто не увидел творения Механического Мастера. Из-под копыт Красавчика поднимался легкий синеватый туман – копыта его не оставляли следов, и ни один магик не сможет вычислить мой путь.

Я миновал границу и вступил в земли Гармы. Шел дождь. Слева в утреннем тумане пряталась деревушка на пять или шесть домов. Разбухшие наросты соломенных крыш, темные окна – ни в одном не светился огонек, гнилые, поваленные местами жерди вместо загородок для скота. Где-то взлаяла собака и стихла, даже петухи не кукарекали. Или нет здесь никаких петухов? У дороги – покосившийся шест, обмотанный красными и желтыми тряпками, и на макушке – длинная прядь женских волос, намокшая, прилипшая к старым тряпкам. Страшилка для мираклей. Крестьяне уверены, что эти тряпки на шесте способны отпугнуть мираклей. Но не отпугивают. Обычные деревенские сказки. Кто бы мог подумать, что деревни богатой Гармы так бедны?

Из кустов и косматой прошлогодней травы метнулась к моим ногам большая птица. Я вскинул руку – миракль коршуна ринулся птице наперерез. Птица, тяжело взмахивая крыльями, пролетела над дорогой и скрылась в траве. Лес впереди лежал черным ломтем на фоне блеклого неба. Скорее бы в его тьму и влажный холод, под еловые ветви. Мне казалось, что там, в сумраке и холоде, тоска в сердце ослабеет. Рядом со мной по правую руку шагал миракль. Темные волосы, темный колет, берет с белым пером. Он еще мало походил на Лиама и ответы давал односложные: только «да» или «нет».

Мы с мираклем Лиама наконец достигли опушки, и сразу стало темно и зябко. Красавчик прядал ушами, страшась чего-то. Но вокруг никого не было – никого позади, никого впереди.

Я намеревался достигнуть столицы Гармы к тому времени, как вскроется перевал в горах. Я не знал, как долго я пробуду в Гарме и куда направлюсь потом. Но я знал, что когда-нибудь верну себе свой Дар полностью – Перст Судьбы надо мной более не властен.

Следующим днем я