Кровь и золото - Энн Райс

Авикус, как я и предполагал, обладал острым умом и горелжеланием читать и узнавать новое. Он выучил латынь и греческий. Но в то жевремя не до конца понимал мой прежний мир и его добродетели.

Он взял с собой Тацита и Ливия, а также «Правдивую историю»Лукиана и жизнеописания Плутарха на греческом. Последний труд, однако, оказалсядля него слишком сложным.

Много часов я читал ему вслух, объясняя, как трактовать тотили иной отрывок, и видел, что он буквально впитывает каждое мое слово. Онстремился познавать мир.

Маэл не разделял наших увлечений, но и не противостоял им,как в былые времена. Он слушал наши обсуждения и, возможно, черпал что-то длясебя. Мне было ясно, что эта пара – Авикус и Маэл – выжила, потому что обаудачно дополняли друг друга. К счастью, Маэл больше не искал во мне врага.

Я же наслаждался ролью учителя, с новой радостью споря сПлутархом и комментируя Тацита, словно они оба сидели рядом.

И Авикус, и Маэл с годами стали сильнее. Кожа у них заметнопобледнела. И каждый признался, что в определенный момент был близок котчаянию.

– Увидев, как ты лежишь в святилище, я перестал мечтать отом, чтобы спуститься в подвал и уснуть, – рассказывал Маэл, и в голосеего больше не было враждебности. – Я решил, что больше не проснусь. Имысль об Авикусе, моем вечном спутнике Авикусе, не позволила мне уйти.

Когда же Авикус чувствовал, что устал от мира и не можетбольше жить, его удерживал Маэл.

Оба они страдали, глядя, как я лежу недвижимый и не отвечаюна их мольбы, но слишком страшились Священных Прародителей, чтобы приноситьцветы, воскурять благовония или ухаживать за святилищем.

– Мы боялись, что они нападут на нас, – рассказывалАвикус. – Нам страшно было даже смотреть на их лица.

Я кивнул.

– Священные Прародители, – ответил я, – никогда непроявляли никаких желаний. Я сам выдумал эти ритуалы. Возможно, темнота стольже по вкусу им, сколь и свет лампы. Посмотри, как они спят в гробах подпалубой, обернутые тканью.

Я говорил так смело, ибо вспоминал прежние видения, ноникогда не упоминал о них самих, как не хвастал, что пил Могущественную Кровь.

Во время плавания нам угрожала всего одна, но чудовищнаяопасность: в любое время дня и ночи на галеру могли напасть и затопить еевместе со Священными Прародителями. Даже говорить о такой возможности вслухбыло страшно. И всякий раз, размышляя об этом, я понимал, что нужно было выбратьменее опасный путь – по суше.

Однажды на рассвете мне открылась ужасная истина: если такоенесчастье случится, я выплыву, а Те, Кого Следует Оберегать, – нет. Чтопроизойдет с ними на таинственном дне великого океана? Мысли роились у меня вголове, не давая покоя.

Я старался отогнать тревожные думы и возвращался к приятнымбеседам с попутчиками или выходил на палубу, смотрел на серебряную морскуюгладь и поверял ей свою любовь к Пандоре.

Я не разделял энтузиазма Маэла и Авикуса относительноВизантии. Мне уже довелось когда-то жить в восточном городе – в Антиохии. НоАнтиохия находилась под сильным западным влиянием. И несмотря на это, я,истинное дитя Запада, покинул ее ради Рима.

Теперь же мы направлялись в метрополию, которую я считалистинно восточной столицей и опасался, что ее кипучая энергия станет для меняневыносимой.

Пойми вот что: у римлян Восток, то есть земли Малой Азии иПерсия, всегда вызывал подозрения своей тягой к роскоши и необыкновенноймягкостью и терпимостью. Я, как и многие римляне, считал, что Персия укротилаАлександра Великого и смягчила греческую культуру. А греческая культура,находясь под влиянием Персии, принесла восточную мягкость и в Рим.

Конечно, вместе с мягкостью пришли великая культура иискусство, не имевшие себе равных. Рим впитывал любое греческое веяние.

И все же в глубине души я испытывал укоренившуюсяподозрительность в отношении Востока.

Естественно, я не обсуждал ее с Авикусом и Маэлом, ибо нехотел смущать их в предвкушении встречи с троном восточного императора.

Когда же долгий путь приблизился к концу и мы вошли вмерцающее Мраморное море, глазам предстали высокие бастионы Константинополя смириадами факелов-светлячков. Открывшаяся картина заставила меня в полной мереоценить величие полуострова, когда-то избранного Константином.

Наша галера медленно входила в величественную гавань. И мневыпало использовать свою «магию», чтобы уладить все формальности с местнымивластями и получить разрешение на временную стоянку в порту, дабы подыскатьподходящее убежище, куда можно будет перенести священные саркофаги с теламипочтенных предков, которых мы привезли захоронить в родной земле. Конечно, унас возникали и более мирские вопросы – например, где найти агента по найму.Несколько смертных вызвались помочь нам советами.

Благодаря золоту и присущим вампирам способностямзатруднений не возникло. Вскоре мы сошли на берег, готовые исследоватьмифическое место, где Господь повелел Константину создать величайший город наземле.

Признаюсь, ночь не принесла мне разочарований.

Первым приятным сюрпризом стало то, что торговцев вКонстантинополе обязывали в темное время суток оставлять рядом с лавкамизажженные факелы и потому улицы города были ярко освещены. И конечно же, нампредстояло осмотреть великое множество церквей и соборов.

Население города приближалось к миллиону, и я ощутил в немту необычайную жизненную силу, что покинула Рим.

В сопровождении моих сговорчивых спутников я сразу женаправился к огромной открытой площади, именуемой Августеум, где стоял соборСвятой Софии – храм Священной Мудрости. Оттуда открывался вид и на другиевеличественные здания, такие как потрясающие общественные бани, украшенныевеликолепными языческими статуями, привезенными из разных городов мира.

Мне хотелось везде побывать одновременно: и на огромномипподроме, где днем собирались тысячи людей, чтобы поглазеть на гонки колесниц,и в неописуемо прекрасном императорском дворце, куда мы с легкостью моглипробраться незамеченными.

От центральной площади на запад уходила широкая улица –главная артерия города, а от нее разбегались во все стороны другие улицы ибесчисленные переулки, многие из которых приводили на красивые площади.

Маэл и Авикус послушно следовали за мной, куда бы я нипошел. Мы вместе стояли под гигантским куполом собора Святой Софии, окруженныеего великолепными стенами, ослепленные красотой храма, мириадами арок,изысканными и точными до мелочей мозаичными изображениями Юстиниана и Феодоры,сверкающими при свете бессчетных ламп.

В последующие ночи восхитительным приключениям, казалось, небудет конца.