Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

ранах и гною. Дворовые псы оказались милосерднее своего господина: они разделили с бедняком падавшие со стола крохи и лизали раны его. Богатый забыл, что, как каждая страница в книге на счету и ни одна из них пропасть в этом отношении не может, – так точно дни и годы нашей жизни, что страницы, не пропадают бесследно в вечности, а все в точности известны Богу и в свое время раскроются Им и укажутся нашему сознанию. Посему, когда пришел день смерти богача, и перелисталась пред очами Господа книга его грешной жизни, – то суд и стыд овладели его существом, и вечная мука оказалась наследием его беспечной и ленивой жизни.

Что же касается Лазаря, то он, будучи одинок между людьми, несмотря на бедность и страдания, помнил о смертном часе своем, о промысле Господа, «хотящего всем спастися», хотя и разными путями, и посему не роптал, а смиренно и благодарно терпел, надеясь на вечную жизнь в небесном Царстве Отца своего, Бога, «идеже правда живет». Бедный мученик помнил, что, будучи оставлен людьми, он тем любезнее становился небесным нашим друзьям: Богоматери, святым и ангелам, которые в час смерти взяли святую душу его и отнесли на лоно Авраама, «идеже все праведнии почивают». Кроме того Лазарь утешался в своей многотрудной жизни и любовью животных, псов, ведь и они – творение Божие.

Из всего этого вывод ясен. И мы, получившие от Бога, как обязанность и послушание, воинское звание, должны со всем усердием нести его, чтобы в день смерти и суда не оказаться нам в числе ленивых и беспечных, подобно богатому. Нет, мы должны стараться уподобиться Лазарю, тем более, что, как и он, мы здесь лишены наших близких сродников, терпим лишения, раны, болезни. Смиренно, благодарно перенесем все это, чтобы, когда придем ко Господу, мы могли сказать: «Вот мы и дела наши; они покрыты честностью, смирением, терпением и благодарением». О, тогда и наши души будут несены ангелами на лоно Авраама, а здесь, на земле, благословение Господне почиет на нас.

Окончилось богослужение; все приложились к кресту. Разобрали церковь и сердечно благодарили Господа, что благополучно, без помехи, прошло наше молитвенное торжество. Удивительно, как утешает и ободряет всех на войне молитва!

Точно на крыльях, летел я в 3-й эскадрон проведать ротмистра Витковского[47], которому немного нездоровилось. У него пил чай, а в 5-м эскадроне обедал. Так приятно было побеседовать о пережитом блаженстве с офицерами, видя их непритворную радость по поводу совершившегося богослужения. Очень усердно просили приехать еще раз с церковью, что я, конечно, и сделаю, если продолжится затишье и позволит погода.

Снова взмостился я на козлы двуколки и поехал домой, ведя задушевную беседу с друзьями Ксенофонтом и Михаилом. Эти простые души тоже в восторге и по-своему выражают свои чувства и впечатления. Сговариваемся и 17 октября во что бы то ни стало отслужить св. литургию для остальных эскадронов и штаба 17-го корпуса, хотя бы и холодно было.

– «Мы ведь можем и скоро отслужить, – говорит Михаил: а все-таки совершить литургию – это много значит».

Я, конечно, вполне соглашаюсь.

Отдохнул немного и под вечер пошел на полотно железной дороги («проспект») под звездное небо: как-то невыразимо захотелось побыть одному, собрать мысли, воскресить в себе и духовно пережить еще раз те чувствования, которыми утром была полна душа.

16 октября

Сегодня встал и думаю: вот я пишу вам письма, а вы, вероятно, недовольны. Человек находится на войне, а сражений не описывает. Что же делать? Пишу только то, что сам переживаю, чтобы после самому же прочитать и снова перечувствовать былое. А битв часто и сам не вижу; посему и описывать их не могу. С чужих же слов не хочется писать. Часто записываю пустяки, но нужно помнить, что здесь наша жизнь течет совсем по-другому, и нередко маловажное событие оказывает весьма большое влияние на нашу духовную настроенность.

После чая сел на кане почитать. Вдруг музыка. Что такое? Какая теперь музыка, когда войска сидят в окопах? Может быть, ослышался? Нет, ясно доносятся звуки военного марша. Все бежим из фанзы исследовать столь необычайное явление. Гарнизон нашей деревни уже высыпал на околицу. Вдали, откуда несутся звуки, виднеется какая-то черная масса. Что такое?

– «Подмога идет из Расеи», – говорят солдатики.

Действительно, повернуло это черное пятно на дорогу к нам, и сверкнуло сразу солнце на массе штыков. Ближе… Несомненно, пехота. Вот уже музыка большим крестом.

– «Кто вы? Откуда?»

– «Из Расеи; 61-я дивизия», – отвечают бородачи.

– «Здравствуйте, кричу: дорогие! Бог в помощь! Не робейте: Бог даст, скоро победим».

– «Дай, Бог! Спасибо!», – слышится из рядов.

– «А что ён (т. е. японец) далеко?», – спрашивает на ходу пожилой солдат,

– «Беретов шесть-семь будет», – отвечают наши.

Прошли. Солдаты хорошо одеты: обозы их чистенькие; все новое. Они еще не испытали манчжурских прелестей.

Ободренный пошел я в 4-й эскадрон к ротм. Калинину условиться относительно завтрашней службы. Решили в расположении его эскадрона очистить место и поставить церковь, чтобы сегодня в 4 часа дня отслужить всенощную, а завтра обедню.

Снова повторилась вчерашняя картина: как в тех эскадронах, так и здесь живо заработали лопаты, метлы. Распоряжался и особенно усердствовал мой любимец, георгиевский кавалер, унт. – оф. Власов, что «Библию прочитал».

Замечательный это человек: искренно религиозный, умный и бесстрашный воин. Во время всех сражений он сам вызывался и ходил в самые опасные разведки, забирался в расположение неприятеля, влезал там на фанзы, деревья, сопки и высматривал японские батареи, укрепления. Он уже имеет Георгия 4-й степени; теперь представлен и к другому, 3-й степ.

Работа кипела. Скоро все выровняли, вычистили, вымели, оставалось ставить церковь. Но вдруг поднялся ветер да такой холодный, что о службе и думать было нечего. Пришлось опять утреню читать про себя; а для литургии, в случае благоприятной погоды, решили поставить церковь на другой день утром.

В 8 часов вечера поднялась страшная канонада с японской стороны. Мы вышли на «першпективу», смотрим. Горизонт на большое расстояние беспрестанно вспыхивает огнями; разрываются снаряды и, кажется, очень близко.

Придется ли завтра служить?!

17, 18 и 19 октября

Как настанет военное затишье, так я начинаю волноваться относительно погоды: дождь, ветер, мороз – все страшно беспокоит. Ведь хочется воспользоваться затишным временем, чтобы как можно более влить в усталые души воинов религиозного утешения, ободрения. Когда прекратится сражение, у меня сейчас мысль: ну, окончилось внешнее сражение, затихли внешние неприятели, отдыхают полководцы, – теперь, значит, пора нам, священникам, начинать духовную битву с внутренними врагами, им же имя легион: