Серая крепость - Александр Викторович Горохов

— Ладанка. Ходил когда-то за солью в Тавриду, и там монах подарил. Говорит, из святых мест, удачу приносит. Берегла, берегла меня столько лет, да вот и не уберегла…

— Да помолчите вы, Василий Васильевич! — заткнул рот историку, порывающемуся что-то сказать, чекист. — Я в курсе, нахрена служат такие «фенечки».

Специально так сказал, используя слова, явно непонятные человеку тринадцатого века.

— А что на ней написано?

— Где написано?

— Да вот, по краям твоей ладанки?

— А это написано? Не знал. Не обучен я грамоте, думал, узор такой. Наверно, молитва какая-то: монах ведь подарил. А он из заморских краёв, говорил, в самом святом граде Иерусалиме бывал, — истово перекрестился раненый. — Может, то письмо народа Израилева? Тогда это точно святая вещь!

— Ну, хватит околесицу нести. Где с татарами снюхался, подсыл?

— С какими такими татарами?

— С теми самыми, которые тебе пайцзу дали. Заслужил, видно, задницу им вылизывая. Где они тебя ждут?

Услышав истинное название «ладанки из святого града Иерусалима», лежащий на кушетке лазутчик зыркнул глазами туда-сюда, напрягся, но застонал от боли в ноге.

— Сам расскажешь или тебе больно сделать? Как ты думаешь, будешь ты татарам нужен с отрезанными ушами, носом и без единого перста на руках? А если и после этого молчать станешь, то и без языка.

Побледнел даже историк, переводивший это на древнерусский язык, с ужасом глядя на вынутый из чехла нож Нестерова.

— Ни рассказать, что высмотрел у нас, ни написать или нарисовать. Бесполезный обрубок человека. Говори, где тебя татары ждут!

— Там, где Гнилуша в Девицу впадает…

— Сколько их там?

— Дюжина… Только не татары то, а мунгалы.

— Ведаю я, как они правильно называются. Дюжина? Не десять?

— Нет. Было десять, да троих в пути подобрали. Таких, как я, христиан. Битых ушкуйников на реке Воронеж настигли, а они к нам попросились.

— Только к нам шли, али ещё куда?

— К вам. Кипчаки сказывали про чуднУю каменную крепость, под которой Каир-хана сильно побили. Прознать, что за крепость, кто поставил, так ли крепка, как кипчаки бают, сколько людишек в ней живёт, что за стрелы громовые, которыми разят так далеко, как из лука стрелу не метнёшь, есть ли пОроки на стенах.

— Много бы ты ночью вызнал?

— Ночью — только чтобы присмотреться. Утром я должен был прийти да попросить убежища от татарской погони. Денёк у вас побыть, а следующей ночью утечь.

Михаил задумался. А ведь так они уже впустили нынешнего батюшку, который тоже мог быть лазутчиком. Верно, не следует больше всяких встречных-поперечных за бетонный забор пропускать. Пусть в «посаде» живут.

— Позови Крафта, — приказал капитан «братку», караулившему раненого. — Надо этого на «губу» определить.

— Доктор возмущаться будет. Он мне уже всю плешь проел, чтобы я аккуратнее был с ним: раненый же он.

— С доктором я и сам разберусь. Не стеклянный, и в камере гауптвахты сможет лазутчику перевязки делать, пока мы не решим, как с ним быть.

Фрагмент 19

37

Когда строили гауптвахту, извращаться, уподобляясь азиатам, не стали. Это у тех в качестве тюрьмы обычно служит яма в земле, сверху накрываемая решёткой. Вырыли большую землянку, которую перегородили на несколько камер жердями в два слоя, засыпав промежуток между ними грунтом, чтобы «сидельцы» не могли переговариваться. Крепкие двери, запираемые снаружи мощной задвижкой, широкие нары вдоль дальней стены, бадья-параша. Над входом — тусклый источник света (две лампочки, включённые последовательно, и света чуть-чуть дают, и проработают вечность) за мутным стеклом: вот и всё оборудование.

Строили на всякий случай. Пару раз сажали в неё «остыть» драчунов, не поделивших женщину, а теперь, вот, и для пленника пригодилась. Которому, чтобы доковылял до неё, выделили самодельный костыль.

— Оставлять его нельзя, — взял слово на совещании Нестеров. — Может, отпустить.

— Сдурел, что ли? — возмутился «главный мент». — Он же монголам нас заложит.

— А что он сможет им рассказать? Те от половцев уже хорошо знают, что народа у нас немного, стена, хоть и бетонная, но невысокая. Ни дальности стрельбы из нашего оружия, ни его количества так и не выведал. Ты же не хуже меня знаешь, что до «зелёного свистка» все, кто не при исполнении служебных обязанностей, ходят без «стволов». А что за хрень у некоторых в кобуре на поясе висит, для него загадка: мы же при нём пистолеты не использовали. Про наличие у нас артиллерии он не в курсе. Даже бронетехники не видел. Ну, знает, что мы говорим на каком-то очень странном языке, лишь отдалённо напоминающем нынешний русский, что одеваемся необычно. Вывезти, на хрен, в степь, и пусть ковыляет с костылём, куда глаза глядят. Да ещё и «погранцов» предупредить, что шляется такой татарский подсыл.

— Сдохнет в степи. Или на стаю волков нарвётся, — хмыкнул Серый. — Хотя, в общем-то, это уже не наши проблемы.

— Говно не тонет, — возразил «браток».

— Хуже будет, если всё-таки доберётся до какого-нибудь русского поселения. А там дождётся ещё какого-нибудь лазутчика.

— Ну, по-твоему, Чекист, вся степь этими лазутчиками нашпигована, как «любительская» колбаса салом, — хмыкнул Алексей.

— А ты бы, Лёха, не боевички в мягкой обложке в библиотеке брал почитать, а что-нибудь про нынешнюю эпоху. Оттого у монголов и боевые операции проходили успешно, что разведка у них отлично работала.

— Тебя послушать, то это не примитивные кочевники, а что-то вроде Штатов с их ЦРУ.

— ЦРУ, не ЦРУ, а агентов они на Русь засылали дохренища и больше. Несколько лет засылали накануне похода. Под всевозможными личинами: купцов, охранников караванов, беглецов, миссионеров. И, чтобы те в глаза не бросались необычным внешним видом, старались использовать неприметные местные кадры. Тех же русских, европейцев или хотя бы половцев. Ну, или, как я понимаю, тщательно опрашивали идущих с Руси.

— А чего это русские развяжут языки, выкладывая всё про свою землю? Они что, дурные?

— Хуже, Алексей. Выходец, например, из Рязанского княжества вовсе не считает соседние Владимиро-Суздальское или Черниговское своими. Феодальная раздробленность, полное отсутствие понимания национального единства.

— Ага. Мой вассал твоего вассала обоссал, — напомнил школьную шуточку «главмент».

— Зря смеёшься. Для формирования понимания национального единства требуется существование единого государства. Да и то — пара сотен