Серая крепость - Александр Викторович Горохов

дружинникам не удалось много узнать про новых соседей, так придётся князю снова Прошку, али ещё какого гостя гнать в Серую крепость: Великие князья Рязанский да Черниговский не сильно в ладах друг с дружкой, надобно в Рязани и про это поселения в землях Курского удела княжества Черниговского ведать поболее.

Да и кто сейчас в Русской Земле долго в мире живёт? То с одним соседом сварятся, то с другим. Рюриковичей наплодилась тьма-тьмущая, вот никак и не поделят столы великих княжеств да удельные земли сыновьям и внукам. Не междоусобица, так либо булгары набегут, либо половцы. А теперь ещё и какие-то татары пришли из дальних восточных стран. Вон, беглецы из булгарских земель страсти про них бают. Мол, нету на них сладу.

Да только рязанцам нет дела до булгар и иных соседей с земель, граничащих со степью. Нечего делать степнякам в рязанских лесах. А побьют тех же булгар или черниговских, так Рязани и лучше: можно будет какие-нибудь бесхозные земли «примучить».

А вот с этой Серой крепостью надо ухо востро держать. И главная опасность от неё не в том, что оружие у её обитателей странное и пугающее. Людей, как дружинники заметили, в крепости не так много. Опасность в том, что людишки скоро сюда побегут за волей да лучшей долей. И станет тут, над Доном многолюдно. А в рязанских землях число княжеских холопов да смердов уменьшится. Надобно князю Донсковскому посоветовать на тропах лесных заставы поставить, чтобы имать тех беглецов. Глядишь, и серчать меньше станет за то, что Ивашку вернуть не удалось.

Хотя, конечно, Артемию не так Ивашка надобен, как донька его Авдотья. Больно уж смачной девка выросла. Не будь холопкой, так и сватов можно было бы заслать. Но раз уж не случилось ей свободной уродиться, так и судьба у неё такая — забавой быть для таких, как княжеский кметь.

40

— Неплохо погостили, — тряхнул головой Нестеров. — С пользой для дела. «Погранцы» близ нас, оказывается, довольно часто бывают. Раз в три-четыре дня точно крепость им на глаза попадается. Вот и договорились о сигналах, которыми будем их о чём-то извещать: красный флаг на водокачке — опасность, синий — вести есть, чёрный — беда к нам пришла. Ну, и с тем, какие дымы, зажигаемые дозорами, что значат, разобрались. Лошадей подменных в Посаде держать будем для гонцов. Воевода четыре-пять голов пришлёт. Ну, и просил он принять на жительство пару воинов с увечьями, что для воинской службы уже не годны, а вот хлеб растить или ремеслом каким заниматься вполне способны. С семьями, которыми те собрались обзавестись по выходу «на дембель». Я согласился: люди нам нужны. И на будущее тоже пусть приходят. Стрелы наши понравились, покупать будут. Даже заказ от воеводы привёз.

— А ты не задумывался, Михаил, над тем, что это просто «законный» способ заслать к нам княжеских соглядатаев? — предположил Минкин.

— Даже не сомневаюсь в этом. Только нам-то чего скрывать от Курска? Против Юрия Святославича мы не злоумышляем, с половцами и монголами изменщицких переговоров не ведём, к рязанцам переметнутся не намереваемся. Технические секреты? А кто без знаний двадцатого века повторит наши технологии? Кроме того, я ведь не говорю, что не собираюсь с этими людьми не вести никаких бесед.

— Перевербовывать будешь? — хмыкнул Полуницын. — А получится?

— Ну, получилось же тебя с твоими «ментами» превратить в наших сторонников, когда «дыра» перестала открываться.

— Ну, нам деваться некуда было…

— А те куда с подводной лодки денутся?

«Дембелей» оказалось даже трое. Действительно, негодные к воинской службе. Хромой, беспалый да кривой. Зато всё остальное у каждого нормально работало. В первую очередь — голова. Всё-таки особая обстановка в пограничье заставляет пользоваться этим «рабочим инструментом» постоянно. Вот мужики, самому старшему из которых, одноглазому Мефодию, «целых» двадцать пять лет, и сообразили, что теперь им путь только в «гражданские». А чтобы не толкаться локтями в очереди желающих «осмердиться», заняв пост какого-нибудь княжьего тиуна, и остаться вольным человеком, решили поселиться в слободе Серой.

Мефодий успел пожить в Курске, а поскольку половецкая сабля оставила на его лице очень уж крупную отметину, в пол-лица, успел сойтись с вдовушкой, еле сводившей концы с концами. И к двум ребятишкам от первого мужа у той скоро появится третий, уже от бывшего пограничника. Двое других, Вадим, коему половцы «укоротили» три пальца правой руки, и Иаков чья нога неправильно срослась после падения с убитого коня, явились в Серую крепость раньше товарища. И с «красными девками половецкими». Точнее, бабами, «купленными» в степи. Да как бы не теми, что попали под резню, устроенную «братками» в прошлом году. Ну, если судить по перепуганным лицам с которыми те явились вслед за мужьями к воротам Серой крепости.

Обучение языку сказалось не только на Сером. Уже и Минкин с Нестеровым не бежали каждый раз к историку, чтобы переговорить с кем-то из «местных». Не говоря уже о Верзиле, которому теперь в строительных работах помогали не только Иван с семейством, но и ещё две семьи, сбежавших из курских сёл. Так что с «погранцами» уже смогли и сами переговорить. А на их половецких супруг (кстати, окрещённых перед венчанием) «натравили» бывших ряженых «монголок».

Хлеб растить (то есть, пахать сохой, косить, молотить снопы и тому подобное) годен оказался только Мефодий Кривой. Хромоногий «Яшка Цыган», живой и чернявый (кличка прицепилась по аналогии с героем фильма «Неуловимые мстители»), как выяснилось, неплохо владеет не только боевым, но и плотницким топором. Ну, а Вадим Конюх, в силу характера увечья, выбрал себе стезю ухода за лошадьми, в чём ему активно взялась помогать молодая (действительно молодая по меркам выходцев из ХХ века, лет девятнадцати) жена. И не мудрено, учитывая, что Мария, как она стала зваться после крещения, всю жизнь провела, кочуя вместе со своим племенем. Потому, в отличие от «ряженых монголок», и с лошадью управиться может, и корову подоить, и кошму из овечьей шерсти свалять.

Чекист «натравливал» киргизок и казашку на дружбу с половчанками, имея дальний прицел. В первую очередь, чтобы те освоили язык соседей Серой крепости. Пусть даже Вадим и Яков немного знали кипчакский язык, а в общении с супругами использовали просто непередаваемый суржик из смеси двух наречий. А вторая цель — чтобы знать настроения этих барышень, одна из которых, Софья во крещении, действительно оказалась жертвой той самой «охоты на чуркобесов», устроенной «братками»-дебилами. Спаслась только потому,