Серая крепость - Александр Викторович Горохов

Но, как оказалось, ни редиски, ни укропа, ни петрушки в это время на Руси ещё не знают. Как, кстати, и фасоль, не говоря уже о подсолнечнике (в «закромах» у людей удалось найти буквально полкило нежареных семечек) с кукурузой, завезённых, как известно, из Америки, и той же гречки, случайно обнаруженной в трофеях, доставшихся от монголов.

Серебро дефицитное не потому, что его мало в казне слободы. Его вообще мало в это время, и торговля, преимущественно, сводится к хорошо известному бартеру. И не только на Руси, но и в Степи. «Жирные времена», когда Русь чеканила свои монеты и использовала для расчётов арабские, закончились лет сто назад с началом упадка арабского владычества, возвышением сельджуков и истощением месторождений серебра в Средней Азии. Поток монет иссяк, и пришлось использовать в качестве денег меха — беличьи и куньи шкурки, приравненные по стоимости к серебряным монетам. Вплоть до расчётов за «мелочь» каменными «заменителями».

Нет, речь не об огромных «жерновах», игравших роль денег на каком-то из островов в океане. Тоже «колёсики» с дыркой посредине, но насаживаемые на веретено «маховичком», называются пряслицами, в настоящее время являются в русских землях самой мелкой «валютной единицей». Всё это — и разнообразные шкурки, и пряслица — конечно, имеет серебряные эквиваленты, включая даже разрезанные на части монеты, так и называемые «рЕзана». Но серебра мало, оно является редкостью и используется для покупки только наиболее важных для покупателя товаров.

А для Серой крепости на текущий год нет ничего важнее создания семенного фонда. Вот и не пожалели серебра на, в общем-то, пустячный в понимании аборигенов, товар.

36

Плотина половодье выдержала. Не зря ей сделали такой широкий водосброс, увеличивающий поток воды при подъёме её уровня в водохранилище. С запасом, поскольку никакой статистики уровня весенних разливов ни Девицы, ни Дона у строителей мини-гидроэлектростанции не имелось. При строительстве «плясали» от того, что видели прошлой весной, но ведь год на год не приходится.

Едва просохла земля, как севернее и западнее Серой крепости заурчали моторами оба трактора, и гусеничный ДТ-75, и колёсный «Беларус», с которого на время вспашки не стали демонтировать экскаваторный ковш, чтобы избежать потерь масла в гидросистеме, которое компенсировать уже невозможно. «Дэтэшка» штурмовала целину, а «Беларус» перепахивал более лёгкую почву прошлогодних полей.

Именно тут, у стен крепости, и запланировали высадить овощи, картошку и «ценные злаковые», вроде гречки и кукурузы. И не только для того, чтобы они были «под присмотром», но и ради возможности полива тех культур, которые любят влагу. Ну, а пшеница, ячмень, просо «и сами вырастут», как выразился Зильберштейн, выполняющий обязанности ещё и «главного агронома». Вот только придётся ещё и потрудиться, обнося пашню забором хотя бы в три жерди. От тех травоядных, которых со временем непременно привлекут яркой зеленью взошедшие злаки и корнеплоды: хоть за осень и зиму неплохо повыбили тех же тарпанов, кабанов и обитательниц рощ, косуль, но их «выпасы» уже занимают «переселенцы» с соседних территорий.

Вот из-за этих кабанов и приключилась совершенно нетривиальная история.

Слободу разбудил хлёсткий выстрел из карабина, в ответ на который донёсся хорошо слышимый в ночной тишине человеческий вопль. Бывший охранник, служивший во внутренних войсках на охране «зоны» своё дело знал и не дремал на вышке, как когда-то «братки». И даже время от времени поглядывал в прибор ночного видения. В него-то он и заметил, как ему показалось, кабана, медленно передвигающегося по картофельному полю. Знал он не только порученное дело, но и то, какую ценность представляет для жителей Серой крепости картошка, которую сажали буквально по дольке порезанной на части картофелины. И если кабаняра, решивший полакомиться овощем, выроет и сожрёт пару десятков таких кусочков, ущерб будет весьма значительным. Вот и шарахнул туда, где в свете луны была чуть заметна тёмная масса.

И ведь попал! Только это оказался не кабан, а бородатый мужик с явными признаками подмеса степняцких кровей. Зажимающий дырку в ноге и орущий благим матом от боли. Как выяснили, подсветив дорогу фонариком с уже доживающими свой век батарейками.

Воя от боли, Акимша, как звали человека, даже не сопротивлялся, пока у него изымали оба бывших при нём ножа. Там же, на месте, ему «начерно» перебинтовали ногу и уволокли в медпункт, где доктор вынул пулю, почти пробившую бедро. Просто надрезал шкуру с противоположной ране стороны и при помощи пинцета вытащил её, прощупывающуюся пальцем. Ясное дело, под продолжающиеся, несмотря на укол обезболивающего, крики.

Допрашивать раненого медик сразу не позволил, поскольку, как он выразился, тот пребывает в шоке и начал «плыть» после укола. Беспалых просто оставил дежурить при незнакомце одного из «братков», числящихся «милиционерами». На всякий случай.

— Кто таков? Что делал возле нашей слободы? — принялся поутру задавать вопросы бывший эфэскашник.

На лепет про то, что «случайный путник, охотящийся за белками» увидел невиданный «град на холме» и просто хотел полюбопытствовать, что же это такое, Нестеров воспринял спокойно. Какие, нафиг, белки, только-только сменившие зимний качественный мех на летнее недоразумение?

— А где твоя добыча?

— Там, — неопределённо махнул мужик. — С конём осталась. И как же я теперь домой доберусь? Сбежит же он, пока я тут, у вас.

— Послать людей, чтобы привели его?

Акимша даже руками замахал.

— Он только меня к себе подпускает! Сбежит! А в селе решат, что я сгинул, — пустил он слезу, называя место, откуда он якобы пришёл.

— Кто тебя послал сюда и зачем?

— Никто не посылал. Охотился я.

— Ночью? В степи? На белку?

— Тут же не всегда степь была, всего год назад лес стоял.

— Врёшь. Днём люди на поле работали, тебя не видели.

— Хоронился я. Боялся.

— А ночью бояться перестал?

— Ну, да. Ночью же ничего не видно. Вот и решил посмотреть.

— Так ночью же ничего не видно.

Лазутчик — а сомнений в том, что это именно «подсыл», оставалось всё меньше и меньше — замялся.

— Кто тебя послал и зачем?

— Никто не посылал.

— А это что у тебя? — потянул Михаил узкий кожаный шнурок, уходящий с шеи под одежды раненого.

Акимша попытался помешать, но люди в тринадцатом веке куда мельче, чем в двадцатом, да и сопротивляться было опасно. Так что на свет божий явилась деревянная дощечка, длиной сантиметров двадцать и шириной — сантиметров семь-восемь. На ней был грубо вырезан силуэт зайца, а вдоль краёв шли похожие на орнамент вертикальные строки. Шнурок