Темный - Юлия Трегубова

Герман удивленно смотрел на Сергея и не перебивал. А у того голос поднимался все выше, и словно кто-то прибавлял громкость, крутил невидимый рычажок.

— А мать, знаете, говорит: «Отдыхай-отдыхай», а я-то вижу, какой «отдыхай»?! Там в Израиле такие цены, хоть ложись и умирай. Отдыхай! Как же!

— Сергей, у вас все в порядке? — еще раз поинтересовался Герман.

— В Израиле, — почти кричал Сергей, — за все деньги дерут, деньги-деньги… А простым людям, значит, умирать! Вы видели, какие условия в наших больницах? Вот почему все мрут. Сразу бы в морг отвозили… «Танки», эти ребята собрали все сливки. Вот что значит — вовремя реализованная идея. Молодцы ребята!

Речь Сергея становилась сумбурнее. Он выкрикивал и выкрикивал. С каждым разом связь между репликами истончалась и вовсе терялась в многословных конструкциях. Герману захотелось убежать. Он уже пожалел, что приехал в офис. Надо было отправиться домой. А Сергей наступал на Германа и наступал. Глаза горели, щеки пылали. Программист словно искрился. Герману представилось, что стоит ему только дотронуться до наэлектризованного Сергея, и сразу же дернет — насквозь пройдет заряд, испепелит дотла. Какая-то сила выплескивалась наружу. Герману казалось, что Сергей сейчас сожрет его, поглотит всего без остатка. Пропустит через себя, как через молотильню, сотрет в муку.

А Сергей все извергал из себя и извергал:

— Единая платформа, ядро — вот что нам нужно!

Следователь Гришин имел привычку в конце рабочего дня, когда основная беготня, выезды и визиты подойдут к концу, просмотреть наиболее важные и сложные дела, освежить в памяти показания, просмотреть протоколы, фотографии и другие материалы дела. Поэтому стол у него всегда завален папками, чтобы все было под рукой. И хотя дела в основной массе у него были пустяковые, к своим обязанностям он относился с трепетным благоговением. А с недавних пор появился и интерес — непростое дело, заковыристое. И вот когда другие коллеги облегченно вздохнули, что еще один трудовой день завершился, и поспешили — кто домой, кто к любовнице, а кто в кабак расслабиться, Гришин предпочел посидеть, подумать в тишине.

В нем еще силен тот запал молодого и амбициозного специалиста, который внутренне не хочет мириться с процентом нераскрытых дел. Энергия бьет ключом, а главное — он горит живым интересом к каждому заданию. Пока для молодого следователя умерший Олег представляется молодым студентом, не так далеко отстающим от него самого, а не просто очередной папкой с номером; допросы и показания он помнит в лицах, а не в оформленных и подписанных протоколах. Поэтому каждая бумажка оживает в его руках и в мозгу прокручивается, как кинопленка, вся беседа. Гришин всегда пытается уловить не только смысл фраз, но и интонации, жесты, воспроизвести такие мелочи, как потупленный взгляд или трясущиеся руки, темп речи и тембр голоса — все, чтобы определиться: верить ли этим показаниям или стоит копнуть глубже.

С приходом очередного вечера все здание в центре города с голубой покраской начало погружаться в сон, звуки рабочего дня постепенно утихли, двери перестали хлопать, и линолеум уже затих, словно устал поскрипывать под многочисленными ботинками. Денис Александрович налил себе большую кружку кофе и уселся за бумаги. Бегло пролистал документы и затянул завязки на серой папке. Ему не терпелось приступить к основному делу, которое больше всего волновало — в загадочном самоубийстве молодого человека виделось что-то странное, сплошные темные места и крепнущая уверенность в том, что парень не сам захотел забраться в петлю.

Окинув стопку беглым взглядом, Гришин уже приготовился вытянуть ту самую фиолетовую папку, но рука так и повисла в воздухе. Он еще раз просмотрел сверху донизу, перебрал каждую папку руками — фиолетовой нет.

Он вскочил. Ринулся перебирать все бумаги, что лежали на столе. Не найдя искомое, принялся переворачивать соседний стол. Переметнулся на стеллажи, заглянул в сейф. Сердце заколотилось так, будто ему стало тесно в грудной клетке. На всякий случай Гришин вытряхнул все содержимое своего портфеля. Хотя он не имел привычки выносить из здания дела, но мало ли что могло ему взбрести в голову?

Обыскав весь кабинет, он стоял ошеломленный, словно обухом по голове огрели, а в мыслях крутилось только одно: «Дело пропало!»

И даже не важно, что это непростительный прокол, за который ему предстоит получать по голове у начальства не раз, возможно, вплоть до понижения, перевода или… Дело даже не в этом. Куда могла деться папка? Не сама же ушла. Значит, ее выкрали. Но и это маловероятно. В любом случае интуиция не подвела, Гришин еще больше убеждался, что дело не такое простое. И если все-таки кто-то пробрался в кабинет и вынес папку, то на это должны быть веские основания.

Гришин начал вспоминать, какие материалы были подшиты. Протоколы, показания матери, сокурсников, преподавателей… Нет. Надо в лицах.

Он ходил по кабинету от двери до окна и обратно, соображая, что же делать дальше.

Выскочил в коридор, посмотрел по сторонам, прикинул, как злоумышленник смог бы пробраться внутрь. «Жаль, что в коридорах нет камер видеонаблюдения», — подумал Гришин. И тут же в голову пришла другая мысль. Он помчался к проходной.

— Степаныч, здорово!

— И вам не хворать, — протянул крепкий мужичок в полицейской форме — сержант.

— Посетителей много сегодня? Дай-ка журнал глянуть!

Кряжистый мужичок недовольно поерзал по стулу, посмотрел недоверчиво на молодого следователя, мол, куда этот зеленый суется. В темной каморке мерцали мониторы, на которых сержант мог наблюдать все, что делается вокруг периметра здания с синей табличкой.

— А что, собс-сно, стряслось? — спросил он в ответ.

— Степаныч, ну не занудствуй, — с нетерпением настаивал Гришин. — Мне позарез нужно. Я только просмотрю, кто сегодня проходил. Вот прям не отходя от тебя!

Сержант нехотя протянул журнал, а сам не сводил глаз со следователя.

Гришин внимательно вчитывался в каждую фамилию.

«Так, этот ко мне и этого я вызывал… так, этого не знаю… так, стоп! А знакомая фамилия!» Глаза зацепились на строчке, где убористым почерком выведено: «Темный Г.П.»

«Интересно, — подумал Гришин, — может, однофамилец? В сто девятый кабинет, к Арбузову, значит».

Еще на допросе этот Темный показался Гришину весьма странным — нервничал, явно что-то скрывал, оттягивал рукава, как ребенок.

Следователь перелистнул назад несколько страниц, нашел тот день, когда вызывал Темного по повестке. «Так, паспортные данные… те же».

Это ему показалось еще более странным. Значит, не однофамилец — это сто процентов. Но зачем он понадобился Арбузову? Тот вроде над каким-то зверским убийством работает.

— Спасибо, Степаныч!

Мужичок что-то пробормотал себе под нос, сгреб журнал, уселся поудобнее на стуле в глухой каморке и снова погрузился в мир наружного видеонаблюдения.