Когда зацветет абелия - Ирина Лакина

– Ваше сиятельство, все готово к отъезду.

– Спасибо, дорогая. Можешь выносить коробки.

Девушка кивнула и осторожно прошмыгнула внутрь. Я же встала с кресла и взяла Альваро под руку.

– Мы отправляемся в очень опасное плавание. Что нас ждет в конце?

– То, что мы заслуживаем. Каждого в конце ждет то, что он заслужил.

– Ты хочешь сказать, что веришь в справедливость? – Я с сомнением качнула головой. – Мне кажется, этот мир и справедливость – понятия несовместимые.

– Я верю в себя, – улыбнулся герцог, а затем погладил мою руку. – И ты верь.

– Я верю. Ты единственное, во что я верю.

Мой полный нежности взгляд остановился на губах мужа, видневшихся в прорези на маске. Как же мне хотелось навсегда избавиться от этой тряпочки! Я мечтала своими руками изорвать ее в клочья, а затем бросить в огонь. Пусть сгорит дотла, проклятый кусок материи! Из-за ужасной несправедливости мой мужчина вынужден большую часть своей жизни скрывать лицо. Его бледная фарфоровая кожа не видела солнечного света, не знала загара. Маска стала его продолжением, частью его. И я боялась, справится ли он? Сможет ли расстаться с ней? Не станет ли цепляться за нее как за часть своего прошлого?

Герцог заметил смятение на моем лице, отражавшее все эти внутренние метания, и напряженно посмотрел в глаза:

– О чем ты думаешь?

– О маске, – честно ответила я.

– Ты хочешь, чтобы я снял ее?

– Да.

– Скоро. Уже очень скоро я избавлюсь от ненавистного бархата. Но этот козырь не должен пропадать даром. Мы выложим его на стол в подходящее время.

Альваро улыбнулся, затем медленно провел подушечками пальцев по моей щеке, а потом быстро поцеловал.

– Ни о чем не беспокойся. Я полон решимости навсегда отделаться от этого предмета своего гардероба.

Мы спустились к парадному входу, у которого уже стояла телега, груженная коробками с одеждой и тюками с провизией.

– Хочу угостить герцогиню сыром и вином.

– Прекрасная идея, – ответила я.

На лестнице выстроились все обитатели дома. Я поискала глазами Золу – ее нигде не было. Неужели она не вышла нас провожать?

– А где Зола? – спросила я.

– Здесь! – раздался бойкий голос.

Я повернула голову в сторону и улыбнулась. Дверца кареты приоткрылась, и на гравий садовой дорожки спрыгнули две элегантные ножки в кожаных сапожках. Я посмотрела выше и открыла от изумления рот. Наша египтянка (или эфиопка, если верить Розе) нарядилась в широкие шаровары молочного цвета и длинную рубаху ниже колен из золотистого шелка. На голове покоился умело скрученный тюрбан, из-под которого выбивалось несколько черных локонов. Вид у Золы, надо сказать, был весьма экзотичный.

– Ты едешь с нами? – с надеждой в голосе спросила я.

– Да! – Она подошла ближе. – Не могла же я оставить герцога без лечения в столь трудное время. Напряжение сильно сказывается на его самочувствии и болях в ноге. Поэтому он позволил мне поехать с вами.

– Спасибо. – Я крепко прижала ее к себе. – С тобой мне будет спокойнее.

– Мне тоже будет спокойнее рядом с вами, – ответила девушка, мягко отстраняясь от меня.

– Дамы, нам пора в путь, – подал голос Альваро, который подошел к экипажу и открыл для нас дверцы.

Под руку со своей новой подругой я прошла до кареты. Позади слышался тихий шепот молитв, которыми нас провожали слуги, и кряхтение Розы, которая с помощью конюха пыталась забраться на телегу. Идея взять с собой любимую служанку пришла ко мне в последний момент. Я отправлялась на войну и хотела окружить себя верными оруженосцами.

Когда герцог захлопнул дверцу кареты, мое сердце вздрогнуло и словно ударило в набат.

Мы тронулись с места, меня сильно качнуло, к голове прилила кровь. И вновь это легкое недомогание. Почти неуловимая тошнота, головокружение и быстрый мышечный спазм. Я глубоко вздохнула и сомкнула веки, привычно досчитала до десяти, и все прошло.

«Нервы», – подумала я про себя, провожая взглядом ставшие родными лужайки верхнего парка и удаляющийся белоснежный дворец, на лестнице которого слуги махали нам на прощание белыми платочками.

На сердце отчего-то разлилось удивительное спокойствие. Впервые в жизни я чувствовала себя среди действительно любимых и верных людей. Лишь бы это только не было сном. Пусть опасная, полная борьбы, но все же жизнь. Пусть это будет моя новая жизнь.

Трехдневный путь в столицу оказался изнуряющим, и когда на горизонте показались ощетинившиеся верхушки серых скал, у подножия которых плескалось бирюзовое море, я, наконец, смогла с облегчением выдохнуть. Мы добрались до побережья, а значит – Донатос совсем рядом.

Песчаная дорога уходила влево, огибая высокую серую скалу, а затем резко меняла направление, уводя усталых путников наверх – туда, где на ровном зеленом плато расположилась древняя столица Басконии.

Макушки красных черепичных крыш торчали из-за крепостной стены, построенной много столетий назад из грубого бурого камня, который от старости крошился, обнажая прорехи в стене. Вдалеке виднелась колокольня церкви. Ее высокий, блестящий на солнце шпиль, казалось, пронзал тучные облака, проплывавшие над городом.

Я высунула лицо в окно на дверце кареты и глазела на округу и на приближающийся город.

– Слава Господу, в дороге обошлось без приключений, – радостно выдала я, задернув шторку.

– А что могло быть? – с любопытством в голосе спросил Альваро, который с трудом уже мог выносить эту тряску.

Еще накануне я заметила, как тяжело ему дается этот путь. Чаще стали делаться остановки, длиннее привалы. Зола массировала его больную ногу, но это помогало ненадолго. Он то и дело менял способ передвижения – то садился верхом, то возвращался в карету, но всячески старался скрыть терзающие его боли. Этим утром он даже решился проехаться рядом с Розой на телеге с провиантом и коробками с одеждой, растянувшись на спине прямо на мешках с сыром.

Вот и теперь в его голосе не проскользнуло даже намека на усталость и мучения. Я еще раз внутренне восхитилась его выдержкой и силой воли.

– Разбойники или месть короля – он ведь тоже мог устроить нам дополнительные трудности. Наподобие тех, что ты устроил ему, – ответила я.

– Ни один разбойник не решится напасть на карету с моим гербом, дорогая женушка, – произнес герцог с улыбкой, – если ты помнишь, я в прекрасных отношениях с местными контрабандистами, в связи с чем пользуюсь заслуженным уважением главарей шаек. К тому же среди них настоящих преступников не так уж и много. В основном это брошенные на произвол судьбы солдаты, которых король оставил без жалованья после первой войны с фламандцами, или беглые должники, которым грозит долговая яма или даже казнь. А все потому, что своими неумелыми действиями в политике его величество Филипп IV развязал уже несколько войн с соседями, накладывая на плечи ремесленников и крестьян непосильное налоговое бремя, чтобы снабжать армию. Даже некоторые знатные гранды разорились. В их числе и твой отец.