Еда и патроны. Полведра студёной крови - Вячеслав Хватов

– Я бы на твоём месте этого не делал.

– И почему же? – Ткач закинул на плечи сидор и натянул рукавицы.

– За твою голову там объявлена награда. – Заметив удивление на решительной до того ткачёвской физиономии, я поспешил исправить свою «промашку» и объясниться: – О… Я не говорил тебе? Извини. Видишь ли, в чём дело, Саманта – эта милая женщина – решила воспользоваться столь удачно сложившимися обстоятельствами с нашим походом и дала мне задание. В Карпинске. Это недалеко от Камня. Надо замочить одну старушку – делов на день, не больше. Не мог же я отказать ей в такой мелочи.

– И? – Ткач смотрел на меня не мигая.

– И, памятуя о твоей ключевой роли в этом походе, я попросил Саманту об ответной услуге – замочить тебя, если вернёшься один. Ей идея понравилась.

– Ах ты… – скрипнул Ткач зубами.

– Я же извинился.

– Иди к чёрту! – Его указательный палец даже сквозь рукавицу так агрессивно смотрел в мою сторону, что, казалось, из него вот-вот вылетит пуля. – К чёрту!

– Однажды – возможно. Но сейчас у меня другие планы. И ты по-прежнему в них. Так что прекращай истерить и давай-ка займёмся делом.

Среди спасённого Ткачом барахла оказалось следующее: буржуйка, палатка, один спальник, две подстилки, часть тёплой одежды, используемой на стоянках, котелок, канистра со спиртом, ящик с инструментами и…

– Мешок чеснока?

– Я не видел, что там, – попытался оправдаться Алексей. – Брал, что под руку подвернулось.

– Мешок чеснока…

– Хватит уже! Заладил.

– По крайней мере, цинга нам не грозит.

– Что жрать будем?

– То, что подстрелим или поймаем. Красавчик поможет.

Животное, услышав свою кличку, настороженно склонило набок лохматую голову.

– Я за всё время ни разу не видел тут следов. А что, если здесь дичи вообще нет? – не унимался Ткач.

– Алексей. – Я подошёл к нему и, взяв за плечо, отвёл в сторону. – Хватит тупить.

– Чего?

– У нас как минимум два с половиной центнера питательной белковой пищи, способной передвигаться своим ходом.

– Ну… – Ткач исподлобья глянул на пятерых уцелевших красавиц.

– Только не надо убивать их раньше времени. И пугать не надо. Чем дольше они будут надеяться на благополучный исход, тем меньше у нас возникнет проблем. Усёк?

– Мне не нравится эта идея.

«Да, блядь! Как ты заебал своими капризами! Ей-богу, сука, ещё раз выведешь меня – самого разделаю и скормлю нахуй этому вьючному гарему! Жирнее будут!»

– Алексей, – примирительно развёл я руками, задавив в себе гневную тираду, – мы сейчас не в том положении, чтобы воротить нос.

– Я не…

– …каннибал? А никто и не говорит об этом. Ты не каннибал, я не каннибал. Мы оба предпочтём свинину или говядину человечине. Но, Алексей, так уж вышло, что у нас нет ни свинины, ни говядины. И не надо тут целку из себя строить. В Москве парную кровь хлестал и не морщился, а тут – глядите-ка – идея ему не нравится.

– Это совсем другое.

– Серьёзно? А в чём разница?

– Кровь – не мясо.

– Ешь печень, я уступлю скрепя сердце. Могу, кстати, и его пожертвовать. Ливер человечий тебе религия жрать не запрещает?

– При чём тут религия? – скривился Ткач. – Это просто… скотство какое-то.

– Я не говорю, что мы прямо сейчас вопьёмся зубами в ляжку твоей подруги. Это крайняя мера. Но если другой жратвы не добудем… И вообще, какого хера я тебя уговариваю? Жри, что хочешь. Из саней нихуя не спас, охотиться не умеешь, так давай… накопай себе вкусных кореньев. Или кору пожуй. Она, говорят, питательная. Но мою мясную скотину больше портить не смей.

Ткач криво ухмыльнулся, но смолчал.

– Эй, ты, – подозвал я смышлёную бабёнку, с которой в прошлый раз перетирали за шамана, и протянул ей нож. – Собери хворост и разведи костёр, вам надо обсохнуть. Спички внутри.

Она нерешительно потянулась к рукояти и тут же отдёрнула пальцы.

– Бери, не бойся, потом вернёшь. Будешь за старшую. Как звать?

– Урнэ. – Она быстро спрятала нож под шкуры, отступила и замерла на месте.

– И чего ждём? Всё, пошла работать!

Я попытался мысленно воспроизвести карту, когда отвлекающих факторов поблизости не осталось.

По всем прикидкам, никаких водоёмов в радиусе десяти километров от нас не должно было встретиться. Но сани точно ушли не сквозь землю. Карта неточная или?..

Тревожные догадки я решил оставить при себе. Делиться ими с Ткачом – всё равно что рассказывать шизофренику об ужасах ада. Но как бы там ни было, если принять за истину то, что солнце по-прежнему всходило на востоке, мы двигались в верном направлении.

Закончив с костром для своих промокших товарок, вернулась Урнэ и отдала мне нож.

– Я возьму? – продемонстрировала она лежащую на ладони блесну с леской и указала в сторону полыньи: – Рыбачить.

Хм, а я уже и забыл, что у меня в этом НЗ запрятано.

– Валяй.

За полчаса, пока кучка безработных тружениц гужей и хомута грелась у огня, Урнэ вытащила из полыньи две рыбины вполне пристойного размера и, зажарив на углях, торжественно преподнесла одну мне, а вторую Ткачу.

А не такая уж она и страшная, эта Урнэ. Если отмыть да причесать… Скуластенькая, глаза озорные, зубы целые, с виду – лет двадцать. И пощупать есть за что. Съем её последней.

– У тебя проблема, – подошёл Ткач, сплёвывая обсосанные рыбьи кости.

– Неужели?

– Плоскомордая, похоже, догадалась, чем дело пахнет. Но мне это нравится, – потряс он скелетом, от которого всё ещё шёл пар.

Ну, раз уж даже Алексею-мнененравитсяэтаидея-Ткачёву пришлось по вкусу, грех не запастись рыбой в дорогу, воспользовавшись случаем.

– Эй, как там тебя, – свистнул я Урнэ, не желая показывать, что запомнил её имя с первого раза. – Поднимай своих подопечных, пусть отыщут берег и организуют нам костёр с лежанками. А сама живо к воде и ловить, пока клюёт! Красавчик, присмотри за барышнями.

– Если не будешь, – указал Ткач на мою непочатую рыбину, – я съем.

– Премного благодарен, но как-нибудь сам справлюсь. Через три часа. Если ты к тому времени не подохнешь.

– И это у меня-то паранойя? – возмутился он.

– Притупилась алкоголем. Но с ней ты мне больше нравился. В самом деле, прекращай этот похуизм. Ты мне живой нужен.

– Как приятно, – ощерился Ткач, ковыряя длинной костью в зубах. – Так бери меня на полное довольствие. А то с голоду помру – что делать будешь?