Еда и патроны. Полведра студёной крови - Вячеслав Хватов

…Даже самый отчаянный головорез или осевший на жизненном дне нищеброд по большому счету никогда не мечтает сменить свою привычную среду обитания на что-то чуждое и неизведанное. Да, они спят и видят возможность разбогатеть, чтобы больше и лучше жрать, не предпринимая для этого лишних телодвижений, но делать это они планируют всё в том же затхлом городишке, где прозябают и сейчас. Я тоже не испытывал прилива благодарности судьбе за организованную ею прогулку по живописным местам североуральской тайги. Возможно, когда-то сюда и съезжались в поисках приключений на свою задницу охуевшие от безделья горожане, но сейчас всякий попавший в эти места чувствовал, как его поглощает нечто тёмное и неизбежное. Даже забравшись в искорёженное нутро Москвы, я не испытывал такого давления. Здесь же не успели мы углубиться в засыпанные снегом леса на три-четыре километра, как этот мир сомкнул свои челюсти, отсекая нам всякую надежду вернуться назад. Начался медленный и неумолимый процесс переваривания очередных жертв, так неосторожно сунувшихся в пасть к этому раскинувшемуся до северных морей монстру. После первых же часов пути по тайге мне стало ясно, что всеми моими расчётами и прикидками можно смело подтереться.

Конечно, весь бурелом и валежник в лесу уже были засыпаны метровым слоем снега, но всё ещё настолько рыхлым, что ездовые, часто проваливаясь в него, спотыкались о стволы и ветви рухнувших деревьев. Из-за этого скорость нашего передвижения была вчетверо ниже, чем я ожидал. В довершение всего реки, по руслам которых мы должны были двигаться в направлении к нашей цели, представляли собой взбугрившуюся ледяными обломками поверхность. Многие из льдин время от времени с треском продвигались по течению. Осенний ледоход – обычное для этих мест явление, о котором нам никто не удосужился рассказать. Какой уж тут лыжный забег, если речки Мешалку и Берёзовку, которые повстречались нам на пути, удалось форсировать, потратив по несколько часов на каждую, чтобы найти более-менее ровный и пригодный для переправы участок. Таким образом, стало понятно, что ни о каких двух неделях пути до Камня не может быть и речи. Месяца два с половиной как минимум. А это означает, что… Это означает пиздец. Вот что это означает. В декабре и январе ночью тут бывает полтинник по старику Цельсию. Да и жратвы у нас и на половину дороги не хватит, а на охоту надеяться – это всё равно как садиться срать, не сняв портки, в расчете, что в нужный момент резинка лопнет.

Любой, не обременённый нашей целью человек, наверное, уже развернул бы лыжи в обратном направлении, но блеск огромного количества монет разгонит любую тьму, а манящие глубины подземного хранилища согреют даже на расстоянии сотен километров в самую лютую стужу. И мы упорно продолжали продвигаться на восток. Собираться теперь наловчились затемно, и дневной переход у нас не ограничивался скудными шестью часами короткого ноябрьского дня. Шли и после захода солнца. Ночи, к счастью, стояли морозные и ясные. Мерцающий свет ярких звёзд пусть слабо, но освещал лес, и Ткач уже не тыкался носом, как слепой щенок, во все пни и сучья, не спотыкался о ездовых и не матерился, пытаясь перехватить обе лыжные палки и ручку динамо-фонарика. А когда поднималась луна, тайга озарялась её голубым светом, снег начинал отливать фосфорическим блеском, и скорость нашего передвижения ничем не отличалась от дневной. На ночёвку мы вставали только тогда, когда ездовые напрочь выбивались из сил и не реагировали ни на окрики, ни на удары.

Мороз потихоньку крепчал. Теперь нам с напарником приходилось спать по очереди, дежуря у пожирающей поленья печки, а о том, чтобы выгнать ездовых на воздух, не могло быть и речи. Заготовка дров каждый божий день тоже отнимала до хрена времени и сил. Но все былые невзгоды оказались сущей ерундой в сравнении с тем, что нас ожидало.

Это случилось на двенадцатые сутки пути. Ясным погожим деньком, когда сердце наполнялось радостью от девственно белого, искрящегося под солнечными лучами снега, повсюду, насколько хватало глаз, а наши сани, весело поскрипывая, катились вслед неунывающей шестёрке ездовых, идиллия была разрушена непредвиденной хуйнёй.

– Бля! – Я отскочил в сторону, услышав треск и почуяв, как земля уходит из-под ног.

– Тяни!!! – заорал Ткач. – Вперёд!!!

Ровная снежная целина, не сулившая никаких проблем, вдруг провалилась под санями и набухла поднимающейся снизу влагой.

– Тяни, сука! Тяни!!! – присоединился я к настойчивым рекомендациям моего мудрого компаньона, видя, что наш транспорт стремительно погружается в воду, и рванул на помощь упирающимся изо всех сил ездовым.

– Давай! Ещё! Ну же!!!

Треск ломающегося льда послышался ближе, и замыкающие ездовые, бухнувшись на колени, едва не оказались в воде.

– Выкидывай барахло! – прокричал я, что есть мочи налегая на лямку вместе с нашими плоскомордыми подругами.

– Что?! – вылупил глаза Ткач.

Блядь, как же он меня иногда бесит!

– Барахло нахуй из саней!!! Не удержим!

Со второго раза дошло. Изъеденный алкоголем головной мозг передал необходимые команды спинному, и Алексей, нелепо раскорячившись над растущей трещиной, принялся вышвыривать наши пожитки из тонущего транспорта.

– Быстрее, твою мать!

– Заткнись и держи!

– А-а-а!!! – Одна из ближайших к саням ездовых соскользнула в воду и забарахталась, безрезультатно пытаясь выбраться.

– Я режу упряжь!

– Нет! Держи!

– Все потонут!

– Похуй! – Ткач, стоя на карачках, пытался дотянуться до торчащей из воды канистры, но я прекратил его мучения, перерезав ремни.

Сани вместе с невезучей ездовой моментально ушли под воду, остальные, избавившись от непосильного груза, рванули от полыньи прочь.

– Нет! – Алексей в сердцах намеревался садануть кулаком о лёд, но вовремя одумался. – Это конец, – выдохнул он, глядя в расцветшую пузырями чёрную полынью.

– Не ной, – подобрал я сброшенные лыжи.

– Всё прахом. – Ткач вдруг перевёл полыхнувший ненавистью взгляд на сбившихся в кучу ездовых и, сделав три размашистых шага по направлению к ним, засветил ногой в ебальник первой подвернувшейся.

Та крякнула и завалилась на спину, орошая снег кровью из разбитого носа.

– Полегчало? – спросил я, расстегнув на всякий случай кобуру.

– Не совсем. – Забрызганный алым сапог снова описал короткую дугу и врезался жертве в челюсть.

– Хорош.

– Ещё немного. – Армированная стальными набойками подошва опустилась несчастной на голову, и ещё раз, и снова…

– Завязывай, сказал! – толкнул я Ткача.

Тот замахнулся на меня кулаком, получил в зубы, упал и рассмеялся, искоса поглядывая на совсем не весело скалящегося Красавчика.

– А знаешь, – отёр он снегом лицо, – я даже рад. Рад, что так вышло. – Ткач поднялся и скинул рукавицы. – Давай. Закончим с этим прямо сейчас.

– Не пори горячку.