Еда и патроны. Полведра студёной крови - Вячеслав Хватов

Услышанное заставило меня задуматься. Если насчёт Ткача я не беспокоился – трансформация из барана в оленя – не великое дело, то мутные намёки Отеваха на мои блуждания по соликамскому тракту меня напрягли. Откуда он знает?

– Замётано. Где у тебя тут можно кости кинуть? – осмотрелся я в поисках подходящего угла.

– Обычно путники ночуют у меня на чердаке.

– Годится. – Я засунул под мышку парку и направился к указанной Отевахом лестнице наверх.

Шаман ещё долго возился внизу, а потом вышел.

– Как думаешь, что там? – спросил я, поправляя выбившуюся из-под скатанной парки солому.

– Где «там»? – буркнул недовольно Ткач, делая вид, что разбужен моим вопросом.

– В бункере. Какие сокровища ждут нас за стальными вратами?

– Я не знаю.

– Что, и не задумывался никогда?

– Какой в этом прок? Мои думки ничего не изменят.

– Бля, до чего же ты скучный, Алексей. А я вот люблю помечтать. Помнится, в детстве – лет в шесть, наверное, – мне за особое прилежание к Новому году был обещан подарок. Представляешь? Настоящий, мать его, новогодний подарок! Правда, ёлки у нас не было, и про Деда Мороза я первый раз услышал годам к восемнадцати… Но кому они нахуй спёрлись? Подарок – вот что главное. Мне хотелось кинжал. Хотелось безумно, до дрожи, до зубной ломоты. Тот, кто обещал подарок, знал об этом. И я знал, что он знает. Я две недели мечтал о своём кинжале. Непрерывно. Даже ночами мне грезился его стройный, холодный, острый, как жало, клинок. И знаешь, что я получил в новогоднюю ночь? Карамельного петушка на палочке! Я просто охуел. Не мог поверить. У меня в голове не укладывалось. А тот кинжал… Мой кинжал. Он висел на поясе у… Этот гад лыбился, держа у меня перед носом своего сраного петушка, а потом ещё удивлялся, отчего это я – неблагодарный сучёнок – несчастлив.

– Что за кинжал такой?

– Этот, – вынул я из ножен пятнадцатисантиметровый клинок.

– Хм. Так ты всё же его получил?

– Да. Много позже. Снял с трупа своего… благодетеля. Но это было уже не так приятно, как мечтать о нём.

– В последний Новый год я подарил сыну деревянный поезд. Он был счастлив.

– Сколько ему было?

– Три.

– Да… Михаил, кажется?

– У тебя и впрямь хорошая память.

– В прошлый раз ты так и не рассказал, что случилось с твоей семьёй.

– Зачем тебе это?

– Ну, я обычно не без интереса отношусь к людям, с которыми иду туда, куда-никто-не-ходит.

Ткач усмехнулся.

– Своей историей я не добавлю тебе уверенности.

– Не переживай. Уверенности у меня в достатке.

– Что ж… Это случилось… – он задумался, вспоминая, – восемь лет назад. Или уже девять? Чёрт. Знаешь, иногда я ловлю себя на мысли, что забываю лица своих сыновей. В голове есть образ, но я больше не уверен, правдив ли он. Я в то время работал на лесосеке, днём. А ночами подрабатывал вышибалой в игорном доме. Ничего особенного, просто следил за порядком в заведении, иногда утихомиривал особо буйных. Но большую часть смены сидел в своём углу и потягивал чаёк, наблюдая за игроками. Непыльная работёнка. Я справлялся, и на жизнь хватало. Всё было хорошо… до той проклятой ночи. Тогда за карточным столом появился этот недомерок в очках. Я его раньше не видел. Он не был похож на тех, кто создаёт проблемы. Маленький, щуплый, средних лет. Начал с небольших ставок. Разыгрался и пошёл по-крупному. Но удача от него отвернулась. Один проигрыш, другой, третий… Он заказал выпивку. А тут ещё, как назло, юмористу, сидящему за тем столом, вздумалось блеснуть остроумием по поводу везения. Да не раз. В общем, вдрызг проигравшийся и поддатый недомерок разбил шутнику стакан об рожу, а когда я вмешался, выхватил нож. Мне пришлось сломать ему руку, после чего пинками выставить вон. На этом всё и закончилось, как я думал. Прошёл день, другой… неделя. И вот однажды, под утро, я возвращаюсь домой и ещё на подходе чую запах гари. Раннее утро, а на улице народу полно. Они идут туда же, куда и я. Идут поглазеть… У моего дома стоит пожарная подвода. Мужики в плащах и шлемах скатывают рукав. Я смотрю на окна, а там сплошная чернота. Всё чёрно. Захожу внутрь… Моя жена и двое сыновей лежат в кроватях. Примотанные проволокой. Рядом валяется пустая канистра…

Ткач сглотнул и замолчал.

– Ты нашёл его?

– Да. Этот недомерок… Он оказался большой воровской шишкой. А такие не прощают унижения.

– И что ты сделал?

– Выследил гада. Потратил на это месяц, каждый день которого мечтал, как разделаюсь с мразью. Дождался удобного случая. Оглушил, отвёз в лес, привязал к дереву, облил керосином и поджёг. Но глядя, как он горит, я не почувствовал никакого облегчения. Ничего не изменилось. Ты прав. Мечты куда привлекательнее реальности.

…Рассвет в середине ноября тут наступает в половине десятого, к этому времени мы с Ткачом уже проснулись, успели позавтракать, два раза сцепиться по поводу грядущего жертвоприношения и устать ждать пройдоху Отеваха. Наконец внизу скрипнули половицы и раздался зычный возглас хозяина. Вчера он не казался таким бодрецом, а сегодня так и скачет вокруг. Не иначе предчувствие золота и крови старика возбудило.

Капище представляло собой площадку, укрытую с трёх сторон камнями от ветра и любопытных взглядов. Посреди неё на небольшом возвышении стоял каменный уродец, из живота которого выглядывал ещё один поменьше, а из живота того – третий. Как только мы приблизились, внутри истукана что-то завыло, а Отевах бухнулся на колени и затараторил на манси.

Я и не заметил, как в руках у него оказались бубен и колотушка.

Бух. Шаман закружил вприсядку вокруг уродливого идола. Бух. Из стариковского горла полилось странное гортанное пение. Через пять минут, когда я уже начал скучать, Отевах подскочил к Ткачу, и тот щедро отсыпал ему в чашку выданные мной накануне золотые монеты. Я посмотрел на Алексея. Его оловянный взгляд застыл на истукане. Шаман подскочил ближе и полоснул костяным ножом Ткачу по кисти. Брызнула кровь. Отевах, не мешкая, вымазал в ней ладонь и провел ею по губам и глазам истукана.

Бух. Шаман подскочил ко мне.

– Золото! Много золота!

– Погодь. Ты говорил, что ей всё равно, чья кровь?

– Да. – Отевах в ужасе попятился от меня. – Нет! Золотая Баба не простит тебя!

Калёное лезвие перехватило старику яремную вену, и его кровь щедро окатила всё каменное изваяние. Шаман завалился на снег, из его рта пошли розовые пузыри.

– Бог простит.

– Ты что? – Пришедший в себя Ткач удивлённо моргал.

– Тебя сейчас порезали и обобрали, вот что. – Я вывернул карманы Отеваха. Там кроме монет лежал пакетик с каким-то белым порошком. – Он ещё и вмазался, чтобы в раж войти.