Еда и патроны. Полведра студёной крови - Вячеслав Хватов

– С кем? – Я уставился на скинувшую со стола свои длинные ноги блондинку и от неожиданности отступил на шаг.

– Упс. Ну что же ты, бой, назад сдаёшь? Чикса – это гёрл, женщина. Держал когда-нибудь такое в руках? – Босс, оказавшийся бабой на первый взгляд лет тридцати, продолжал наступать. Я не из тех, у которых при виде самки хер остаётся единственным работающим органом. Конечно, можно спустить пар и покувыркаться с одной или двумя шлюхами, но только тогда, когда дело сделано, а гонорар приятно позвякивает в кошеле.

– Да мне похуй, как вы там бабцов называете. – Я плюхнулся на новёхонький диван, обтянутый кожей с едва ли не вчера заколотых свинок. Подумав, что негоже так уж совсем грубо вести себя с главным в этом городе, улыбнулся и постарался изобразить как можно более доброжелательную мину.

– Если собираешься вести со мной дела, бой, придётся привыкнуть к местному диалекту и ещё много к чему.

– Без проблем. Только вот дела собиралась вести со мной ты, если не ошибаюсь.

– Йес, йес. Ноу проблем, бой. Би хеппи. – Блондинка рассмеялась. – Вот из ю нейм, бой?

– Э-э-э?

– Как тебя папа с мамой величают?

– Единственного, кого при определённых обстоятельствах можно было бы назвать моим «папой», давно сожрали трупные черви.

– Но имя-то у тебя есть?

– Ещё скажи, что ты его не знаешь.

– Я многое о тебе знаю, а вот имя – нет.

– Зови меня Андреем. – Я хотел ещё добавить «детка», но вовремя прикусил язык.

– Эндрю. Хм. У меня тоже не стало папы, когда я была совсем маленькой, и его тоже звали Эндрю. А меня зовут Саманта, но ты можешь называть просто Сэм. Пойдём, покажу тебе отца.

Она взяла меня за руку и потащила к боковой двери, которую я заприметил ещё в самом начале разговора. За ней оказались не пара до зубов вооружённых охранников, а апартаменты молодой симпатичной бабы, каковой она передо мной, по сути, и предстала, в отсутствие толпы подчинённых и прочих лизоблюдов.

Небольшой коридор: слева все удобства, справа какая-то кладовка и впереди спальня, которую я принял за детскую. Вся её обстановка говорила о том, что тут обитает скорее подросток, нежели молодая девка. И опять никакой охраны. Но при всём при этом я никак не мог отделаться от чувства, что за мной откуда-то постоянно наблюдают. Мне нечасто приходилось корячиться под огнём снайпера, но здесь мой лоб будто жгло перекрестие его оптики.

– Вот мой фазар. – Сэм кивнула в сторону изголовья, где на большом портрете какой-то круглолицый мудак выпятил грудь и раззявил рот, выставляя напоказ свои неестественно белые зубы.

– Ноу. Это Элвис, – сказала она, заметив мой полный скептицизма взгляд, – Эндрю вот, на маленькой фотографии в лодке сидит.

– Наёмник? – оценил я нешуточный прикид сидящего в не менее дорогой резиновой лодке загорелого мужика с короткой стрижкой.

– Нет. Папа был кадровым военным.

– Каким?

– Профессиональным.

– Ну, я ж и говорю – наёмник.

– Нет. – Сэм рассмеялась и нежно провела мне по плечу ладошкой. – Он служил в «Морских котиках».

– Нда… Слыхал я об отрядах и с более удачными названиями.

– СИАЛ – по первым буквам от «море», «воздух» и «земля». А вместе это слово «тюлень» или «морской котик». Спецподразделение ВМС США.

– США? – переспросил я, не сумев помешать собственному лицу сложиться в красноречивое выражение «А баба-то на всю башку ёбнутая».

– Да, понимаю, – ухмыльнулась Сэм, заставив меня переживать: «Уж не взболтнул ли я чего вслух?» – Звучит инкредибл, но это правда. Их группу забросили в Карпинск перед самой войной. Задание было – найти и обезвредить «Мёртвую руку». Так американцы называли «Периметр» – автоматическую систему нанесения ответного ядерного удара. Моему отцу тогда было двадцать пять – самый молодой в группе. Он считал участие в этой операции огромной честью. Так же, как все они.

– Но у них не вышло… – прошептал я, сглотнув вязкую, подсохшую в разинутом рту слюну.

– Не вышло, – кивнула Саманта. – И весь мир полетел к чёрту. Когда для выполнения поставленной задачи стало уже поздно, группа оставила почти полностью эвакуированный к тому времени Карпинск и перебралась в Соликамск. Двух десятков «морских котиков» хватило, чтобы сменить власть в стотысячном городе. Как рассказывал отец, они захватили здание городской управы, укрепили его, организовали огневые точки и созвали народ на площадь, чтобы сделать заявление. Связь тогда уже не работала. Ни радио, ни телевидения, ничего. Все только гадали, что же происходит. А тут двадцать американских спецназовцев в центре Соликамска! Представляешь? И капитан Метьюс объявляет о разгроме российской армии, о полной капитуляции, о переходе города под его управление. Настоящая американская оккупация! Никто и подумать не мог, что этим ребятам просто некуда возвращаться, что это – акт отчаяния. И выгорело! Им поверили. Пусть ненадолго, но этого хватило, чтобы собрать вокруг себя достаточно сил и не отдать власть, когда всё прояснилось.

– Смелость города берёт, – припомнил я слышанную однажды поговорку.

– Отец говорил: «Иные слывут храбрецами, потому что побоялись убежать». А ещё он говорил, что единственный лёгкий день был вчера. – Сэм грустно улыбнулась и тронула фотографию, будто человек на ней мог это почувствовать.

– Так ты получила город в наследство?

– Типа того.

– И давно?

– Семь лет.

– Ты молодо выглядишь для такого почтенного родителя, – блеснул я обходительностью.

– Поздний ребёнок, – пояснила она. – Родилась, когда папе было уже пятьдесят два.

– А мать?

– Мать… Карпинка. Из эвакуированных. Ей было девятнадцать. И… Не люблю о ней говорить.

Когда Саманта начинала волноваться, все эти сраные английские словечки сразу исчезали из её речи. Но стоило разговору войти в обычное русло, всё начиналось сначала.

– Смотри, какой блок-шот! Супер? – Хозяйка «ранчо» указала на картинку, где, будто обжаренный на углях до хрустящей корочки, мужик в цветастых трусах и майке в прыжке тянулся тощими длинными пальцами к обручу, подвешенному на большой высоте. Я, наверное, должен был восхищаться, но вместо этого подумал, с каким приятным хрустом и как легко переломятся эти пальцы, если опустить на них приклад.

Мы болтали ещё несколько часов кряду, и отчего-то мне совсем не хотелось напоминать о заказе. Саманта тоже говорила о чём угодно, но только не о нём. Она долго расспрашивала меня о том, что творится как южнее Перми, так и в самом этом кладбище миллионов, удивлялась рассказу о Навашинских бригадах и Святых, пыталась вытянуть что-нибудь о моем детстве. Спрашивала и о Москве, но я, памятуя, какую репутацию себе заимел такими рассказами Ткач, перевёл разговор на другую тему: