Аполлоша - Григорий Симанович

– Дайте мне телефон. Я позвоню Георгию. Назову место и время, какое вы хотите. Он принесет и передаст вам. Я ему объясню, что от этого зависит моя жизнь.

– Э нет, уважаемый. – с улыбкой протянул Бося. – Не только от этого. Она еще зависит от способности вашего друга держать язык за зубами. Она зависит от хвоста, который он приведет или не приведет за собой. И, конечно, от результата вашей совместной работы с этой бронзовой хреновиной. Так что разговор ваш с другом надо продумать. Каждое слово взвесить, каждый акцент правильно расставить, чтобы он хорошо понял: в его руках ваша жизнь и его собственная тоже. Мы ведь и Георгия, случись что, достанем. У нас любые возможности, любые. Вот какая идея: я напишу вам текст, порепетируем, запишем на диктофончик, и – с богом.

– Он может не поверить. Вдруг я уже мертвый, а запись сделана раньше? Я должен говорить с ним. На вопрос его ответить.

– Ничего, и так сойдет. Он же вас любит, как вы давеча признались. А любовь – это страшная сила! – с плохо скрываемой издевкой произнес Бося. И уточнил: – Телефончик засечь могут. Техника далеко вперед скакнула. Да и ты решишь в героя поиграть, вякнешь чего-нибудь не то. Текстик надежней.

Игнат окончательно понял, что этого – не проведешь. Запись не сможет убедить Гошу, что он жив. Но в ловушку заманить – запросто. «Ох, какая ж я сволочь!»

Через полчаса Бося вернулся один. Протянул Игнату маленький диктофон и листок бумаги с записью.

– Говори с чувством, умоляй помочь. Понял?

Он надиктовал текст. Здоровяк заставил прочесть еще раз, требуя больше отчаяния в голосе. Игнату не составило труда войти в роль, не надо было перевоплощаться. Он сдался, страдал и умолял самым натуральным образом.

Ашот Малян держал пять палаток. Традиционный утренний объезд он начал с объекта на Хорошевском шоссе. Поговорив с продавцом, сел в еще прохладный салон своего «Порше». Но отъехать не смог. Ни один мужчина, тем более кавказский, не смог бы отъехать.

Белокурый ангел с лицом Мэрилин Монро и ее же формами, но еще моложе и соблазнительнее известных портретов дивы, нарисовался у окна правой двери и умоляюще показал жестом, мол, откройте. Малян опустил стекло. Ангел прощебетал извинения и попросил подбросить до метро «Щукинская» – «дико опаздываю, забыла дома ключи от кабинета, надо срочно вернуться и потом успеть на работу, умоляю – выручайте!»

Малян не задумываясь распахнул дверцу, царственным жестом пригласив в салон.

– Я заплачу сколько надо, не беспокойтесь! – ворковал ангел, открывая элегантную черную сумочку.

– Я вас умоляю, девушка, о чем вы говорите! – великодушно остановил ее Ашот. – Какие деньги! Для меня одно удовольствие подвести такую красавицу, как вы.

Короткого пути до дома вполне хватило, чтобы обаятельный, галантный и остроумный армянин бесповоротно расположил к себе Милу (он сразу стал называть ее Милочка). Она смеялась, кокетничала, трогательно-наивно реагировала на художественную болтовню Ашота, а он… он просто исходил слюной и похотью, бросая взгляды на дико сексуальную девочку лет девятнадцати, у которой явных комплексов не просматривалось. А коли так – была не была! Повод придумал с ходу – с фантазией у Ашота все было в порядке.

– Ах, этот дом? Какое совпадение! Однушка? Двушка?

– Однушка. Я снимаю.

– А окна куда?

– Во двор.

– То, что надо! Друг мой из Еревана умолял где-то в этом районе присмотреть для него как раз такую квартиру. Я понимаю, вы торопитесь, Милочка. Но если бы я мог хоть одним глазком взглянуть на ваше гнездышко, чтобы достоверно описать другу такой тип квартиры, – я клянусь, не задержу, с меня ресторан, хороший подарок и рыцарская защита в любое время дня и ночи.

Милочка засмеялась, понимающе, по-взрослому взглянула на Маляна своими огромными лазоревыми очами, отчего он чуть не взорвался изнутри, и…

– Ну, что с вами поделаешь? Только на минуточку…

«Все, моя!» – предчувствие секса, усиленное зрелищем убийственно красивого бюста, упруго качнувшегося, когда она выходила из машины, почему-то взволновало пятидесятилетнего Маляна, как когда-то в юности, на заре сексуальной жизни.

Все стало однозначным еще в лифте, она впилась пухленькими губками в его губы и всосала язык. Едва захлопнув входную дверь, он стал лихорадочно расстегивать пуговки ее шелковистой кофточки, она пятилась к широкой кровати, убранной розовым покрывалом, и уже стонала. Они рухнули на это покрывало, продолжая неистово освобождать друг друга от текстильных оков. Малян в параксизме похоти принялся целовать глянцевое душистое тело и вошел в нее с таким стоном, словно впервые в жизни ощутил горячую женскую плоть.

Он даже не сразу почувствовал, как что-то жесткое болезненно уперлось ему в затылок, и не сразу воспринял окрик, прорвавшийся сквозь его собственные зычные стоны: «Вылезай, педофил, приехали!»

Она с криком ужаса выскользнула из-под его грузного тела, а он остался лежать лицом в подушке, еще дрожащий от возбуждения, но вусмерть напуганный внезапным вмешательством неизвестного и жуткого.

– Медленно повернулся! – прозвучала зычная команда сзади.

Он исполнил приказ и увидел перед собой мужчину в полумаске, прикрывавшей нижнюю часть лица. Пистолет направлен был теперь ему в лоб.

– Ей нет шестнадцати, – сурово констатировал незваный гость, сильно вдавив ему в лоб прохладное дуло. – Отец просил ее охранять. Сказал в случае чего мочить не раздумывая. Сказал, что он потом разберется. Можешь ему поверить. Он и не с такими разбирался. Молись, мужик!

Ашот Гургенович пришел в ужас. Паника парализовала тело и речь. Ему казалось, что это происходит не с ним и нелепый сон сейчас оборвется. Но пистолет и черные глаза незнакомца были реальны, как сама смерть.

Он почувствовал, как что-то теплое стекает по ноге, и понял, что это его моча. Незнакомец наклонился ближе к уху и зловещим шепотом произнес:

– Жить хочешь?

– Да, – с трудом выдохнул Малян.

– Тогда слушай. У меня есть и другой хозяин. Я слуга двух господ, понял? Я знаю, кто ты. Мой хозяин имеет интерес к одной вещи, которую сп…л твой родственник. И к одному человеку, которому эта вещь принадлежит. У тебя три минуты. Ответишь правду – оставлю жизнь. Попробуешь врать – мозгами подушку замызгаем, потом не отстирать. Быстро, время пошло… Где статуэтка бронзовая? У Роберта?

– Он… они… он не брал, не нашел… не нашли, – уже в полубеспамятстве, ничего не понимая, заикаясь и дрожа, пролепетал Ашот.

– Осталось две минуты, падла, – зловеще прошипела маска, и дуло пистолета сплющило ему нос.

– Я клянусь, – прогнусавил Ашот Гургенович, – они прокололись, прокололись… Роберта не было, это его люди работали… Их вырубили уже в квартире. Они не успели, их вырубили…