Танец сомкнутых век - Наталья Серая

Только здесь, в нереальном мире смертного кошмара, глядя в глаза отражению собственных пороков, Константин, наконец, понимает, что на самом деле сумела сделать Анна.

Она не боролась с силой острова в нём, нет. Это было бы не под силу ни человеку, ни магии света, лишь коснувшейся законов мироздания, но не постигшей их. Она сразилась с тем, в чьих руках оказалась эта сила. Не сломала, не уничтожила. Лишь провела границы, отодвинув за их пределы всё лишнее, отравленное избытком силы, искажённое страхом. 

Она исцелила его. Вдохнула в него силу вернуть себе себя, нанести удар по разросшейся тьме. И Константин сделал это. В отчаянном стремлении уничтожить себя вместе с этой чернотой, ему хватило воли сломать узловатый древесный хребет, ставший его вторым позвоночником. Сделать dob anem shádi вновь лишь тенью, а не бесконтрольным бушующим водоворотом.

Анна спасла его. А он даже не сумел защитить её от себя самого…

Чёрная тень не сводит с него белёсых глаз, будто ожидая ответа на незаданный вопрос. И вдруг резко подаётся вперёд, тянется когтистой пятернёй. А когда Константин инстинктивно пытается отшатнуться, отступить на шаг, каким-то образом оказывается уже у него за спиной. Руки стискиваются на его плечах, царапая когтями, затылок тянет болью. И разума вдруг касается тихое, болезненное, почти умоляющее:

«Пожалуйста. Позволь».

Константин шумно выдыхает, прекращая попытки вырваться, на мгновение прикрывает глаза. 

С кем он сражается? Кто его враг? И враг ли?.. Часть собственной души, всего лишь желавшая того же, что и он сам. Принятия.

«Я не боюсь тебя, — хочет сказать он. — Я не отвергаю тебя».

Или правильнее говорить «себя»?

Константин не успевает ответить, вдруг обнаруживая, что за его спиной уже никого нет.

Ещё раз глубоко вздохнув, он вновь шагает в водоворот танцующих пар.

Что-то неуловимо меняется. Цепкие руки, душные объятия, липкие прикосновения по-прежнему обвивают его со всех сторон. Но теперь всё это будто бы проходит мимо него, не задевая, не заставляя содрогаться от омерзения, не отвлекая от главной цели: огненных всполохов алого платья в центре зала.

Кадриль меняет пары, перед лицом мелькают всё новые и новые маски, но Константин не видит их, не слышит их слов, не слышит наигранного смеха. Он глядит лишь на Анну, с каждым шагом подступая к ней всё ближе. Так, что уже может разобрать змеиные шепотки, окутывающие её будто плотным коконом.

«Не будете ли вы так любезны, леди де Сарде?..», «окажите нам услугу», «одно маленькое поручение!», «нам просто необходима ваша помощь», «только вы сумеете разобраться», «вы обязаны оказать поддержку», «это твой долг», «ты должна помочь», «делай, что должна», «выбирай, что должна», «выбирай», «выбирай!», «выбирай!».

Анна пытается отшатнуться, пытается вырваться из цепких лап, из навязчивых объятий. Но маски страшилищ лишь скалятся и хохочут над ней, тянутся со всех сторон когтистыми лапами, щипая, царапая, оставляя синяки, отрывая кусочки кружев с её платья, вырывая шпильки из причёски, дёргая за растрепавшиеся локоны. 

На мгновение вывернувшись, Анна принимается срывать со своих мучителей маски. Но обнаруживает под ними лишь демонические рыла настоящих чудовищ и застывает, парализованная ужасом.

Щуплый юноша в безликой белой маске крадётся в её сторону с ножом, примеряясь не то к пряди волос, не то к уху.

Стремительный рывок — и Константину удаётся оказаться совсем близко, ухватить Анну за руку. Но цепкие лапы не выпускают её, тянут на себя, вновь пытаются увлечь в дикую пляску. 

— Назад! — приказывает чудищам Константин — как приказывал осквернённым Хранителям, когда по жилам его струилась сила. — Назад. Не прикасайтесь к ней. Расступитесь. Прочь. Прочь!

Теперь за его словами нет ничего, кроме непогрешимой уверенности: он не позволит причинить ей вред. Он не позволит.

— Назад!!!

Он слышит вибрирующий рокот в собственном голосе, словно наяву видит проступающий в чертах чёрный оскал.

И твари повинуются. Растекаются живым морем: всего на мгновение, но и этого довольно, чтобы привлечь Анну к себе, прижать к своей груди её напряжённую спину, обнять вздрагивающие плечи.

— Я здесь. Я с тобой, — шепчет он в её макушку. От резко схлынувшего напряжения почти темнеет в глазах. — Я же обещал — я не оставлю. Никогда, никогда больше не оставлю!

Анна не отвечает ему. Не оглядывается. Не поднимает безвольно опущенных рук. Лишь сильнее вжимается в него спиной.

Клыкастая свора отзывается утробным ворчанием, но Константину больше не страшно. Его больше не пугают чудовища и мертвецы, не пугают ожившие кошмары, не пугает собственная тьма. Она с ним. Это всё, что имеет значение.

Константин осторожно шагает назад. Живое море тел тут же вздрагивает, чуть приближаясь. Продолжая прижимать к себе Анну, он отступает ещё, каким-то чутьём понимая: нельзя повернуться к ним спиной, нельзя отвести взгляд. Иначе эта лавина поглотит их обоих: словно бешеная собака, которая не бросается лишь до тех пор, пока смотришь ей прямо в глаза.

Он знает, он чувствует: люди-чудовища окружают их со всех сторон. Но почему-то продолжают расступаться, пока он пятится спиной вперёд. Надолго ли? Константин не хочет проверять. Нужно найти выход. Найти дверь. Но для начала — отойти к стене, чтобы тварей не было хотя бы за спиной.

Шаг. И ещё шаг. И ещё. Напряжённая, натянутая будто струна, Анна переступает очень медленно, будто бы каждое движение даётся ей с трудом. Будто бы она всё ещё не уверена, что за спиной — не одно из терзавших её чудовищ. Будто бы страшится даже повернуть голову, чтобы убедиться в этом.

Константин хочет подхватить её на руки, хочет унести отсюда. Но вынужден сжимать одну руку на эфесе шпаги, в каждый миг готовый защищаться. Ему остаётся лишь крепче притягивать Анну к себе другой рукой, надеясь, что это способно хоть чуточку унять её тревогу.

Когда до ближайшей стены остаётся немного, Константин замечает, что что-то вновь изменилось. Там, где ещё недавно была лишь сплошная каменная кладка, теперь боковое зрение улавливает какую-то черноту, а кожа ощущает лёгкое движение в спёртом воздухе.

Константин делает шаг в сторону, чтобы разглядеть внимательнее, не поворачивая головы. Окно! Распахнутое окно, зияющее чернотой провала. Вот оно, вот выход!

Константин продолжает отступать. Почти вплотную прижавшись спиной к оконной раме, он по-прежнему не смеет отвести взгляд от толпы, чтобы обернуться, чтобы оценить высоту. Будь это настоящим дворцом д’Орсе, до земли было бы менее полутора десятков футов. Но сейчас Константин ощущает затылком, чует всем нутром лишь бездонную пустоту под собой. Он чувствует её, даже не оборачиваясь. Он ошибся. Это не выход. Лишь очередная ловушка кошмара.

Нужно искать снова. Он найдёт. Он обязательно найдёт. Он выведет Анну отсюда.