Что за рыбка в вашем ухе? - Дэвид Беллос

В переводах Библии на неевропейские языки подобные подстановки встречаются часто. «Белый как снег» в тексте Библии при переводе может превратиться в «белый, как перья какаду» в языках народов, никогда не видевших снега, или в «белый, как коробочка хлопка» в некоторых языках Южной Америки. В языке асмат, на котором говорят в болотистых районах индонезийской провинции Папуа, где все дома строят на сваях, притча о благоразумном человеке, построившем дом на камне, и о человеке безрассудном, построившем дом на песке, трансформируется в историю о благоразумном человеке, построившем дом на сваях из железного дерева, и о безрассудном, построившем дом на сваях из белого дерева (белое дерево быстро гниет, поэтому из него строят лишь временные охотничьи хижины){100}.

Найда рассказывает и о более значительных культурных подстановках, которые он обнаружил и одобрил. По его словам, во многих частях Африки ветки на дорогу перед вождем бросают в знак презрения, тогда как в евангелиях так отмечают триумфальное возвращение Иисуса в Иерусалим. Аналогичным образом пост во многих частях мира сочли бы скорее оскорблением Бога, нежели посвящением Богу{101}. Пересмотр евангельского повествования о Вербном[88] воскресенье и ветхозаветного — о роли поста абсолютно необходим, чтобы не вводить африканских читателей в заблуждение, но для этого нужно существенно изменить саму суть описываемого. Задача Найды состояла в том, чтобы помочь создать тексты, функционально эквивалентные Библии, рассматриваемой не как священный текст, а как хранилище священной истории.

Найда также поощрял привлечение носителей коренных языков в качестве полноправных партнеров, а по возможности и главных двигателей проектов по переводу Библии, поскольку тем, кто знает язык на уровне L2, трудно оценить допустимость культурной подстановки. Если важнее всего приемлемость, то носителям уровня L1 гораздо проще подобрать подходящий вариант. В этом отношении стоит полагаться именно на их интуицию.

Призывы Найды к адаптивному переводу можно понимать двояко. Они обусловлены в первую очередь его христианской убежденностью в том, что религиозные истины должны быть доступны всем, независимо от культуры и языка. Однако не менее важно и бережное, уважительное отношение Найды к принимающим культурам, на которые работа переводчиков Библии неизбежно оказывает влияние. Адаптивный перевод — компромисс между этими двумя противоречивыми устремлениями. Он помогает принимающей культуре принять и усвоить нечто совершенно новое с помощью уже знакомых слов.

Позиция Найды не пользуется популярностью среди переводоведов, особенно тех, кто сосредоточен на переводах художественной литературы. По их мнению, было бы нелепо при переводе устного сказания с одного из африканских языков на английский заменять баньян каштаном на том основании, что на живописных просторах Англии баньяновые деревья не встречаются. Однако, возмущаясь, они упускают из виду главное, а именно: при переводе ВВЕРХ не принято использовать те же технологии, что при переводе ВНИЗ. Нет никаких оснований полагать, что на всем обширном поле переводческой деятельности должны или могут быть применимы единые практики или принципы. Иерархические отношения между языком оригинала и целевым языком — не единственный фактор, определяющий приемлемые для переводчика методы, но именно они лежат в основе того, что и как он делает.

Например, культурные подстановки иной раз используют и при переводе ВВЕРХ, но с другой целью. В своих выдающихся переводах китайской и японской поэзии и прозы Артур Уэйли подставлял привычные англичанам Lord[89] и Lady[90] вместо совершенно иных обозначений социального статуса, использовавшихся в древности на Дальнем Востоке. Уэйли обосновывал свои замены не менее замысловато, чем Найда — замену снега на какаду. С одной стороны, слова Lord и Lady позволяют английскому читателю не слишком углубляться в особенности культуры, которая его не так уж и интересует. С другой стороны, использование отечественных маркеров высокого статуса понятным образом обозначает структуру иностранного общества и тем самым делает ее изучение стоящим делом. Стратегическое решение переводчика — это неизменно палка о двух концах.

Намеренное изменение принимающего языка кажется приемом, наиболее далеким от культурной подстановки. Наиболее экстремальные его примеры встречаются опять-таки при переводе Библии. В XX веке в ходе нескольких научных проектов по переводу Библии ставилась задача вернуть священным текстам, известным читателю в адаптированном виде, иностранное звучание. Например, Контекстная группа Общества библейской литературы настаивает, что «Библия — не западная книга» и «была написана не для нас»{102}. Члены этой группы подчеркивают, что поскольку язык не может быть изолирован от социального контекста, а древний Ближний Восток нам полностью чужд, то Ветхий Завет невозможно полностью отразить в переводе, нормально звучащем в наши дни{103}. В этой своей программе по отчуждению библейских текстов они идут по стопам Мартина Бубера и Франца Розенцвейга, еврейских теологов, которые в 1920-е годы заново перевели Ветхий Завет на немецкий, чтобы восстановить, как они считали, поэтические, религиозные и общинные первоосновы своей религии{104}. С этой целью они воспроизводят повторы слов и звуковые закономерности иврита за счет отказа от удобочитаемости. В результате, если стихи 14, 15 третьей главы Исхода в слегка обновленной версии перевода короля Якова 1611 года вполне понятны: