Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель - Наталия Лебина

Конечно, следует согласиться с утверждением исследователей П.В. Романова и Е.Р. Ярской-Смирновой о том, что расцветом фарцовки стали 1970-е годы (подробнее см.: Романов, Ярская-Смирнова 2005). Однако временем ее рождения, безусловно, были годы хрущевских реформ. Более того, добывание у иностранцев вещей путем продажи и обмена в бытовом дискурсе этого времени даже окрашено в романтические тона. Уже неоднократно упоминавшийся В.А. Тихоненко отмечал: «Я об этом периоде жизни вспоминаю с восхищением. Фарцовщики, я думаю, были самые яркие ребята в городе. Никто не хулиганил, не было ни одной кражи, пока мы там были. <…> Все фарцовщики были талантливые люди. <…> Но в 1961 г. я полностью от фарцовки отошел. Это был уже не элитарный слой, пошла волна народа, пошел обман» (Тарзан в своем отечестве 1997: 24, 25, 26).

Плановая экономика, не изменившая своей сути в условиях оттепели, способствовала расширению слоя фарцовщиков. В условиях нарастающего дефицита они становились незаменимыми поставщиками необходимых вещей. А.Г. Найман вспоминал, что только у фарцовщиков можно было достать модные в 1960-е годы импортные плащи «болонья», белые нейлоновые рубашки, остроносые ботинки, «безразмерные» носки (Найман 1999: 174–175). Е.Б. Рейн умудрился сохранить в своей памяти имена благодетелей, дававших возможность советским людям не отставать от моды. «Я помню, – пишет он, – знаменитого фарцовщика по кличке Седой, он мог достать абсолютно все» (Рейн 1997: 274). Не менее известен был и некто Бакаютов, снабжавший многих ленинградцев модной одеждой. Своеобразной первоначально была и система реализации «фарцованных» предметов. Е.Б. Рейн вспоминал: «Участок Невского проспекта от угла Садовой до Московского вокзала, где располагались тогда кинотеатры „Аврора“, „Титан“, „Художественный“, молодежь называла тогда „Брод“. С семи вечера начиналось всеобщее фланирование по „Броду“. Там как раз прогуливалась фарца, демонстрируя наряды. Можно было купить одежду прямо с фарцовщика или просто договориться с ним. Обычно в сквериках на Невском сидела фарцовая прислуга, охраняя сумки с барахлом» (там же).

Общая тенденция либерализации общественного и бытового уклада жизни в СССР, характерная для эпохи оттепели, отразилась не только на развитии высокой моды, но и на практиках повседневности. Во многом они были следствием реформ 1950–1960-х годов, связанных с общемировыми тенденциями модернизации, в частности с посильной стандартизацией и механизацией производственных процессов (пошив полуфабрикатов). Советская система не смогла обеспечить достаточный уровень производства предметов широкого потребления. Особенно ощутимо это проявилось в массовом производстве готовой одежды. Однако в данном случае власть создала некий советский симулякр – систему ателье. В 1960-е годы не только элитные слои населения, но и все желающие были приобщены к институту, во многом жалкого, но индивидуального пошива. Однако общая вестернизация советской повседневности способствовала появлению новых потребительских ориентиров – модных вещей, изготовленных в условиях фабричного производства. Это в свою очередь в советских условиях породило экстремальную практику выживания – обращение к услугам фарцовщиков. Существовала и некоторая гендерная специфика отношения людей эпохи 1960-х годов к системе индпошива и ширпотреба, но в целом для советских людей и в годы хрущевских реформ незыблемой оказалась такая практика выживания, как использование услуг частных мастеров. Все они – портнихи, сапожники, белошвейки и даже в некоторой мере фарцовщики – могут быть причислены к «клану Марьи-искусницы», позволявшему гражданам СССР в условиях дефицита приближаться к внешним канонам западного стиля.

Модные тренды могут быть, конечно, средством, нивелирующим половые различия. Однако традиционно предметы одежды обозначают принадлежность к женскому или мужскому мирам, имеющим выраженные коды идентификации. Процесс гендерного обособления внешнего облика происходил и в годы всеобщей «химизации народного хозяйства», которая являлась одним из важнейших компонентов хрущевских реформ.

Самое понятие «химизация» не является изобретением 1950–1960-х годов. В Малой советской энциклопедии, вышедшей в свет на рубеже 1920–1930-х годов, этот термин истолковывался как один из способов «укрепления обороноспособности Союза» и создания индустриальной мощи страны (Малая советская энциклопедия 1932: 513–514). Действительно, в годы предвоенных пятилеток СССР совершил серьезный индустриальный прорыв, во многом благодаря использованию достижений химии. Но в советском обществе очевидным было технологическое отставание в отраслях народного хозяйства, связанных с обеспечением материального благосостояния людей (Вишневский 1998: 53–64).

Ситуация мало изменилась и после победы в Великой Отечественной войне. Втянутый в гонку вооружения Советский Союз вновь оставил в стороне развитие тех отраслей индустрии, которые могли бы обеспечить уже существовавшие, во всяком случае в США, нормальные условия быта населения. Следует отметить, что пятый пятилетний план, принятый на XIX съезде КПСС в октябре 1952 года, предусматривал значительный рост благосостояния трудящихся (КПСС в резолюциях и решениях 1971а: 360–365). Однако устаревшие технологии и недолжное внимание к бытовой стороне процесса химизации народного хозяйства не позволяли СССР влиться в новый этап научно-технической революции.

На Западе в это время активно внедрялись в повседневную жизнь синтетика и пластик. Французский философ Р. Барт, обобщив все варианты использования достижений химии в быту одним понятием «пластмасса», отмечал, что она является не веществом, а, скорее, идеей бесконечных трансформаций, которыми «человек меряет собственное могущество» (Барт 1996: 212). Мода на пластмассу в интерпретации ученого открыла новый этап в эволюции мифа об имитации и тем самым отменила иерархию веществ и вещей (там же: 213). Синтезированные материалы оказались способными заменить почти все в вещном мире. Это свойство «пластмассы» в широком смысле данного понятия имело особое значение для социалистического общества 1950–1960-х годов, ориентированного на достижение благосостояния народа относительно быстрым и легким способом.

Еще до XX съезда КПСС, ознаменовавшего официальное начало критики культа личности Сталина, во властном дискурсе явно стали прослеживаться тенденции усиления внимания к роли науки и техники в социальной сфере. В мае 1955 года было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «Об улучшении дела изучения и внедрения в народное хозяйство опыта и достижений передовой отечественной и зарубежной техники» (КПСС в резолюциях и решениях 1971б: 66–70).

В июле того же года состоялся пленум ЦК КПСС, посвященный задачам по дальнейшему подъему промышленности, техническому прогрессу и улучшению организации производства. Пленум подчеркнул необходимость удовлетворять «непрерывно растущие потребности советского народа, быстрее создавать изобилие предметов потребления» (там же: 73). Важное место в этом процессе уделялось химической промышленности, предприятия которой на основе использования достижений науки должны были создать сырьевую базу для производства «синтетического каучука, искусственного волокна, моющих средств и другой продукции» (там же: 76).