Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель - Наталия Лебина

Однако в художественной литературе 1950–1960-х годов, а также в воспоминаниях можно обнаружить и иные суждения. Одна из героинь аксеновской повести «Коллеги» Даша Гурьянова была «красива в своем новом платье цвета перванш, сшитом в Петрозаводске по последней, рижского журнала моде» (Аксенов 2005: 100). Услуги ателье, судя по мемуаристике, пользовались особым спросом у мужчин. Искусствовед М.Ю. Герман вспоминал, что в конце 1950-х годов «профессура диктовала „высокую моду“» и поэтому, начав преподавать, он решил копировать своих учителей: «На мне был костюм из дешевой коричневой ткани, сшитый в скромненьком ателье, но недурно и модно» (Герман 2000: 347). Привычку обращаться в учреждения советского индпошива ученый не оставил и позднее. В 1963 году перед первой поездкой за границу он «сшил на заказ сразу два костюма из дорогих „импортных“ тканей – серый переливчатый и почти черный в едва заметную клетку» (там же: 407). Эта цитата свидетельствует не только о постоянстве пристрастия к услугам ателье, но и о появлении в повседневной жизни советских людей новых тканей, и о росте благосостояния интеллигенции. Но главная ценность этого отрывка из воспоминаний М.Ю. Германа – внутритекстовые комментарии автора. Он пишет: «Приличные готовые вещи встречались разве что в „Березке“, и все склонные к франтовству люди предпочитали „индпошив“» (там же: 408).

Это замечание подтверждают и воспоминания О.С. Яцкевича, которого в свое время обвиняли в стиляжничестве: «Попался мне как-то польский журнал „Жице Варшава“ и там на развороте стоит Ренье князь Монако в светлом пальто с поднятым воротником – элегантно до безумия. Рядом кинозвезда какая-то стоит. И так это выглядит клево! Фотка отложилась в памяти, посему я и пошел в магазин „Ткани“. Вижу бобрик светло-песочного цвета и подумал: „А что, если сшить такое же пальто?“ Купил ткань не очень дорого – и в ателье. Портной, пожилой еврей говорит: „О, я вам сделаю такую штучку – в Голливуд поедете и там вас будут снимать, чтоб я так жил“. Получилось весьма неплохо». Пальто из бобрика вызывало восторг друзей и полное неприятие толпы: «Захожу в гастроном что-нибудь купить на ужин, и сзади: „Вот вырядился!“ Я был достаточно скромен и стеснителен, и мне не понравилось такое „внимание“. Потом какая-то старуха: „Вот шут гороховый!“ В общем еще два-три замечания – и я утром отнес пальто в скупку» (Литвинов 2009: 128–129).

Но даже в общедоступных советских ателье действовало правило всемогущего «блата». А.Г. Найман рассказывал, как он по большому блату, благодаря своим знакомым, шил костюм в ленинградском ателье на Суворовском проспекте у модного закройщика Володи Алексеева, по профессии инженера-кораблестроителя. «Алексеев, – отмечает литератор, – был высокий, неправдоподобно узкоплечий, что придавало его элегантности особую убедительность, похожий на персонажа брауновских иллюстраций к Диккенсу малый с грубыми чертами лица и по-балетному плавными движениями рук». «Будем шить английский континенталь, однобортный, с разрезом, черный, брюки без обшлагов, с ма-аленьким скосом назад», – таков был приговор знаменитого ленинградского мастера, с одного взгляда определившего скрытое желание заказчика (Найман 1999: 174–175). Не менее восторженные воспоминания о Владимире Алексееве оставил и Е.Б. Рейн: «Он… гениально шил. Мог посмотреть на иностранную вещь и сделать ее точную копию. <…> Позже он стал главным портным Ленинграда. <…> У него шила вся советская знать, к нему даже специально приезжали из Москвы» (Рейн 1997: 275). Вынужденное общение с одними и теми же портными укрепляло внутригрупповые связи в среде советских граждан. В пространствах ателье у сильной половины даже возникали некие «объединения по модным интересам». Своеобразным «модным салоном» для писательской среды была пошивочная мастерская при Литфонде, тоже проникшаяся оттепельным духом. Ю.М. Нагибин не без доли эстетского удовольствия описывал в своих воспоминаниях о А.А. Галиче закройщика Шафрана, вокруг которого вращались модные интересы многих писателей (Нагибин 1991: 211). В Ленинграде среди актерской среды популярным был мастер-модельер А.Н. Кулаков. Его услугами, в частности, пользовалась примадонна ленинградской оперетты Л.А. Колесникова. На ее спектаклях «в первом ряду неизменно восседал Александр Николаевич со своей милой супругой» (Белова-Колесникова 1999: 44).

Конечно, в ателье больших городов, Москвы, Ленинграда, Киева, а уж тем более Риги, Таллинна, Вильнюса, были хорошие портные. Кинокритик М. Туровская в 1967 году посетила Мюнхен, ее коллег поразил надетый на ней элегантный костюм. Но еще больше их удивило то обстоятельство, что костюм был сшит по индивидуальному заказу и что стоило это недорого. Москвичка Т. Козлова, принадлежавшая к среде творческой интеллигенции, тоже вспоминала с удовольствием свои визиты в одно из московских учреждений индпошива: «Люди шли в ателье, если хотели иметь вещь, которая была бы хоть немного привлекательнее унылого серого платья скверного качества вроде тех, что продавались в магазинах» (Бартлетт 2011: 295). В Ленинграде, например, в середине 1950-х годов славилось ателье на Садовой улице, в доме 53. Его директор, отвечая на вопросы корреспондентов «Ленинградской правды», с достаточным основанием заявляла в августе 1955 года: «Мы имеем возможность предлагать нашим заказчикам только самые лучшие, новые фасоны одежды, которые будут рекомендованы Домом моделей к сезону следующего года. Значительно ускорился и срок изготовления заказов» (Ленинградская правда 1955 г). Для удовлетворения спроса на готовое платье власти пытались использовать метод пошива так называемых полуфабрикатов. В универмаги фабрики поставляли предметы одежды не в окончательном готовом виде, а сметанными на живую нитку. Предполагалось, что после примерки можно будет более точно подогнать пальто или костюм по фигуре покупателя. Доделкой купленной одежды занимались специальные бригады портных из системы промкооперации. Этот метод практиковали крупные пошивочные мастерские, в том числе ателье на Садовой, 53. Там заказчикам предлагали на выбор приготовленные к первой примерке вещи, которые в течение 5–10 дней доделывались с учетом пожеланий клиента. Попытки внедрения полуфабрикатного стиля в изготовлении одежды явились отражением общей тенденции автоматизации, механизации и стандартизации не только производства, но и повседневной жизни, о чем ЦК КПСС, возглавляемый Хрущевым, заявил уже на июльском пленуме 1955 года. Но начинание с полуфабрикатами оказалось неудачным: советские женщины выглядеть лучше не стали. Тем более что новшество внедрялось в жестких рамках плановой экономики. Неповоротливая легкая промышленность и малочисленные пошивочные мастерские не успевали и за естественной сменой времен года. Представители торговых организаций постоянно критиковали поставщиков за то, что «планирование выпуска швейных изделий по кварталам совершенно не соответствует заказанному ассортименту и сезонному спросу» (Ленинградская правда 1956а). Иными словами, летние вещи поступали в магазины только к концу сезона, а зимние – когда холода спадали. В этой ситуации вообще не получалось заботиться о модных обновках.

Неудивительно, что официальная советская пропаганда в середине 1950-х годов еще иногда пыталась внушить населению идею о ненужности следовать за модой. Вполне в духе официальных установок первых лет хрущевских реформ были слова чешского модельера Й. Пучиковой: «Наши модели не должны подчиняться капризам буржуазных модельеров, создающих модели для горстки богачей и только на один сезон. Наша мода должна быть свежей, но ее новые элементы не должны слишком резко отличаться от прежних, потому что наши женщины не будут, да и не хотят ежегодно менять свой гардероб» (Работница 1955: 30). Подобные идеи были востребованы практикой: советские люди были очень небогаты. Но тем не менее многие пытались как-то решить проблему обновления гардероба. Москвичка Ирина Б. рассказывала: «Мама в шестидесятые годы покупала себе ткани в кусках. Это было дешевле. Мама шила себе сама. И под эти костюмчики она делала себе не блузочки, а вставочки. Она покупала кусок красивого крепдешина, очень узенький, и та часть, которая была видна, была оформлена как кофточка, под брошечку какую-нибудь, или с бантиком. А то, что было под костюмом, это шилось из папиных старых рубашек» (цит. по: Вайнштейн 2003: 121).